Камни его родины
Шрифт:
Впрочем, нет, тут что-то другое. Похоже на то, что этот эскиз действительно дает решение задачи. И решение замечательное: не связанная со стенами монументальная лестница легко взлетает на промежуточную площадку и дальше, на галерею второго этажа.
Рафф придвинул себе стул. Он не пошел к Вейнтроубу за чертежами. Он сел и углубился в изучение грубого наброска Керка.
Здорово задумано. Настоящая скульптура из бетона, напоминающая огромное, слегка сплющенное «8», устремленное ввысь. Главная прелесть замысла – в смелом контрасте между
Чем дольше он рассматривал набросок, тем больше восхищался. Трудно поверить, что это придумал Керк. Весь облик этого сухого, бесчувственного человека плохо вяжется с таким скульптурным, полным жизни и чувства замыслом. И все же уважение Раффа к Керку возросло.
Хотя эскиз представлял собою небрежный рисунок от руки, пропорции были соблюдены с поразительной точностью. Края старого конверта пестрели примечаниями и пояснениями Керка о материалах и способах обработки. Тут был даже набросок опалубки для изготовления фасонных ступенек из бетона.
Рафф приступил к разработке проекта в полном объеме, включая рабочие чертежи. Ему и в голову не приходило что-либо менять или пересматривать решение в принципе. Замысел был слишком хорош.
Всю неделю он работал с необыкновенным жаром. Он сделал несколько предварительных чертежей, пока не убедился, что полностью использовал все возможности, заложенные в небрежном эскизе Керка. Потом он занялся разрезами, планами на разных уровнях и частичными проекциями. Он вычертил также перспективный вид, показывающий эту великолепную лестницу под углом зрения человека, входящего в холл с улицы.
В следующий понедельник (тот самый день, который он рассчитывал провести в Тоунтоне на торжестве закладки банка), вернувшись с ленча вместе с Чилдерсом и Ейтсом, Рафф увидел, что Мансон Керк сидит перед его доской. Рядом с пепельницей на доске лежал нетронутый сэндвич. |
На этот раз Рафф не почувствовал ни гнева, ни каких-либо опасений. Он знал, что работа выполнена превосходно, и спокойно ждал разговора с Керком. Тут сыграло роль и уважение, которое он теперь чувствовал к Керку как к архитектору.
Керк отодвинул сэндвич и начал перелистывать чертежи. Закончив, он сложил их. Потом просмотрел еще раз.
– Не вижу во всем этом никаких потрясающих изменений, – сказал он наконец.
– Изменений? – удивился Рафф.
– Вот именно, изменений.
– Насколько я понял, вы поручили мне разработать вашу конструкцию, – сказал Рафф. – По моему, она так хороша, что ни к чему мудрить.
Керк поерзал на стуле и опустил пергаментные веки.
– А главная башня, по-вашему, была недостаточно хороша, и над ней нужно было мудрить?
До сих пор ведь не успокоился, а? Никак не может забыть, что Рафф в первый же день предложил совершенно новое решение башни и, сам того не желая, выступил против начальства.
Рафф встревожился:
– Как насчет лестницы, мистер Керк?
Керк снова взялся за чертежи:
– При чем тут лестница?
– Что вам не нравится? – растерянно спросил Рафф – Мне показалось, что решение замечательное. Ни один здравомыслящий человек не стал бы вносить существенные изменения.
– Любой олух растолкует вам, что мы не для того нанимаем инженеров, чтобы они перечерчивали готовые эскизы, – грубо сказал Керк, повысив голос.
– Я только... – негромко начал Рафф, чувствуя, что все в отделе умолкли, следят за ним и прислушиваются. Он почти физически ощущал, как сжимается вокруг него это кольцо молчания.
– Что «только»? – повторил Керк. – Вы перечертили то, что я вам дал. Это мог сделать простой чертежник. За что вы получили степень? За что вам дали стипендию Келлога?
– Мистер Керк... Я ведь ничего тут не проектировал, – запротестовал наконец Рафф. – Я уже получил однажды взбучку за попытку...
– Целая неделя ушла у вас на эту лестницу, – хмуро сказал Керк.
– Такую работу быстрее не сделаешь...
– А что вы, собственно говоря, сделали? Что вы тут улучшили? – Голос Керка, все более громкий, все более скрипучий и монотонный, раздирал уши. – Любой олух, любой первокурсник Пратт-колледжа справился бы с этим. Получая вдвое меньше, чем вы.
В комнате было так тихо, что Рафф слышал, как стучит кровь у него в висках.
– Я доверил вам эту работу, – раздельно продолжал Керк. – У нас в конторе каждый проектировщик обязан творить, изобретать. Я дал вам набросок и сказал: посмотрите, что можно с этим сделать. А вы что мне преподносите? Тот же набросок, только увеличенный! Ну-ка, посмотрим, во что обошлась «Пирсу и Пендеру» ваша гениальность? Вы явились к нам... когда это было?.. По-моему, этот достопамятный день...
Рафф уже почти ничего не слышал. Он изо всех сил сдерживался, стараясь сохранить какое-то подобие собственного достоинства. Но судорожно сжатые руки уже не слушались его, а все мудрые решения, и упорство, и гордость, и постоянная забота о поддержании должного равновесия между дебетом и кредитом – все это вдруг расплылось, отступило на задний план, и в неудержимом, диком, первобытном порыве он сгреб чертежи со стола, изорвал их, скомкал и швырнул в тупую физиономию Мансона Керка, проявившего поистине чудеса изобретательности.
Этим взрывом, уничтожившим шедевр Керка – лестницу, все и кончилось.
Гибель чертежей расстроила Раффа не меньше (если не больше), чем потеря работы. Раз уж нужно было уйти – а это, как видно, было неизбежно, – почему он не сделал этого спокойно, с достоинством? Вел себя так, что хуже некуда, рассвирепел, ответил на грубость еще большей грубостью и под горячую руку уничтожил замечательную работу своего врага.
Ровно неделю назад он попросил Керка отпустить его на один день, чтобы съездить в Тоунтон и принять участие в знаменательной церемонии. Сегодня как раз тот самый день.