Камни Рун
Шрифт:
— Вот, оцените! — воскликнул Бальдур, указывая на кресло-каталку. — Прекрасное изделие! И поможет Рею.
— Чем кресло для увечных поможет моему ученику? — удивился Осиор.
Прямо сейчас учитель в очередной раз заставлял меня ходить вдоль стенки мою дневную норму — две дюжины шагов.
— Ничего ты не понимаешь в процессах исцеления, мой друг! — воскликнул Бальдур. — Точнее, в исцелении ты может, что и смыслишь, но уж точно не в лекарстве! А я скажу, что лежать постоянно — верная смерть! Только человек лег на постель — все, готовь дрова на погребальный костер! Это каждый
— Но господин Бальдур… — начал я, смахивая пот со лба.
— Никаких «но», юноша! — взорвался Бальдур. — Теперь, будьте так добры, большую часть дня проводить не в постели, а в кресле! Я достаточно насмотрелся на то, как наш покойный король, Ангуст Второй, мучился от подагры. Целыми днями валялся на подушках — так и угас! А вот дед его, Ангуст Первый, на таком кресле два десятка лет — да по всему дворцу! Всегда в делах, всегда полон сил! Так что хватит вот этого, лежания. Движение — жизнь!
— Так это что, королевская каталка? — удивился я.
Бальдур на секунду замер, а после только расхохотался.
— Нет уж, юноша! Королевская была тонкой работы, в драгоценных камнях, да с пером и чернильницей в подлокотнике, дабы сподручней документы подписывать было, если где в коридорах министра встретишь! Нет, это обычная каталка, у знакомого мастера взял, на пробу, специально для тебя. Давай, попробуй!
Я глянул на Осиора, который тихо слушал Бальдура все это время, стоя чуть в стороне, дождался короткого кивка наставника, после чего двинул к креслу.
Бальдур был прав — Осиор ничего не смыслил в лекарстве. Просто высидеть в кресле целый день трудно — по-первости и это было для меня настоящим испытанием — но едва я отлепился от подушек и одеял, то сразу почувствовал, как силы, хоть и понемногу, но стали ко мне возвращаться. Через несколько дней господин Бальдур привел мастера, который снял с меня мерку, а уже к концу недели в моем распоряжении было крепкое и легкое кресло, подогнанное под мой рост и длину рук, чтобы я мог правильно хвататься за колеса.
Возможность свободно перемещаться по дому очень разнообразило мои дни. Распорядок, впрочем, был почти всегда один и тот же. Утром я, с помощью старого рослого раба, умывался и одевался — пальцы еще плохо слушались и с многочисленными пуговицами и завязками у меня возникали проблемы, хотя, к моей гордости, в штаны я уже мог влезть самостоятельно — после чего меня катили на завтрак. Потом я оставался с учителем и госпожой Виолой. Оба мага были озабочены моей приобретенной пустотой — так называла мое состояние Витати — когда меня буквально не брала магия. А еще мы пытались понять, в каком состоянии были мои магические способности.
К сожалению, специальные растворы и порошки, которыми учитель когда-то подсвечивал мои каналы, более на мне не работали. Точнее, они ничего не показывали, будто бы я был обычным человеком, но, как сказал сам Осиор, он не знал, причина была ли в обретенной мною пустоте или же в том, что я полностью
Последнее я трусливо не проверял. Эдриас, казалось, вырвал все, что делало меня магом, но кое-что и осталось. Например, истинное зрение. Теперь, буквально прикованный к креслу увечного калеки, я с легкостью мог смотреть на магические потоки, не испытывая никакого дискомфорта. Иногда чуть сдвинутая, двоящаяся картина мира — одна соответствовала обычному окружению, когда как вторая показывала магическую суть и энергии вокруг меня — становилась столь привычной и обыденной, что только спустя часы я понимал, что смотрю на окружающую действительность, используя дар мертвого мага. Или Эдриас мне ничего не дарил, а просто показал путь? Этого я уже не узнаю.
С Витати и Отавией я почти не виделся. Келандка меня будто бы избегала, все больше и больше времени проводя в своей комнате или на заднем дворе дома господина Бальдура, тренируясь с мечами и своей саблей, Отавия же, казалось, вовсе пряталась от меня-калеки. Да, я себя ощущал именно немощным калекой, потому что пусть акрильсерский лекарь и был полон уверенности и бравады, нет-нет в глазах Бальдура мелькало некое сожаление и даже, скорее, жалость ко мне. Возможно, я навсегда останусь в этом кресле либо же буду ходить с тростью или посохом, как древний старик.
Уже ставший привычным уклад изменился одним утром. Вместо моих повседневных одежд принесли какой-то сверток, в котором оказались весьма нарядные чулки, бриджи, белоснежная рубашка с широкими рукавами, жилет и даже пара новых туфель.
— Пора умываться, господин Рей, — с достоинством пробасил раб, раскладывая наряд на кресле.
Мужчину звали Тики. Я узнал, что Бальдур владел им и его женой уже не первое десятилетие, и Тики скорее был уже домоуправленцем, чем простым рабом в этом доме. Да и сам господин Бальдур в этом плане нрав имел весьма ровный, и даже достойный — с иным человеком учитель знакомство водить не стал бы.
Так вот, пока Тики раскладывал наряд, со знанием дела проверяя шнурки и пуговицы — крепко ли сидят — я только недоумевал, к чему этот маскарад.
— А что это такое? — спросил я у невольника, указывая на новые одежды.
— Ох, господин Рей, сегодня очень хороший день! Вам следует приодеться, — улыбнулся во все зубы Тики, хватаясь за тазик для умывания. — Давайте я вам полью.
— Не хочу я хороший день, — моментально пошел я в отказ, — мне и в обычном дне неплохо…
— Ну не можете же вы отправиться в город в домашнем, — с упреком покачал головой раб, устанавливая тазик на умывальный столик. — Вам нужно приодеться.
— В город? — спросил я. — Никуда я не собираюсь выходить, тем более в кресле!
— Что, вы не составите компанию госпоже Виоле и госпоже Отавии? — удивился Тики. — Они сегодня собрались посетить рынок, на главной площади большая ярмарка. Насколько я понял, госпожа Виола решила, что вам стоит развеяться. Тем более я буду с вами, и еще пара слуг. Носить покупки, помочь… — раб замялся и посмотрел на кресло, что стояло у изголовья кровати. — Помочь, если потребуется…
Развеяться? Ярмарка? Зачем архимагу тащить меня в город?