Камни Рун
Шрифт:
С одной стороны, это говорило о нем многое, как о человеке. Служба не превратила Осиора в камень. Но с другой — подобная вера и Рею, и в Рея, делала ее любимого… слабым. Да, именно слабым. Рей снимал с него стальную броню Трибунального Истигатора, превращая в обычного человека. Даже ей, Виоле, такого не удавалось, а тут, какой-то беспризорник. Нет, она не была против этого давно забытого, человечного Осиора, но в то же время архимаг беспокоилась, что эта мягкость когда-нибудь погубит мага.
Она
Она еще минуту постояла в коридоре, вслушиваясь в дыхание дома лекаря. Где-то ветер тронул листья деревьев в саду, захлопала крыльями птица, в ночной тишине разлился короткий вскрик, шедший откуда-то со стороны города. А так — тишина. До самого утра никто не войдет внутрь, оставят их в покое. Главное, не пропустить рассвет.
Она прошла по коридору, неслышно ступая босыми ногами по гладкому камню, прильнула к двери в комнату молодого мага и уже через мгновение — скрылась в черноте проема.
Он опять выглядел так, будто бы ничего и не произошло. Будто бы они остались в Шамограде и сейчас это — поместье Хаштов, а пьяные гости разбрелись по саду и комнатам, продолжая кутить и веселиться. Спал на боку, отвернувшись лицом к стене, чтобы солнце, что пробивалось по утрам через ставни, не разбудило раньше времени.
Скользнув под одеяло, она прижалась к крепкой спине молодого мага. От ее прикосновений он зашевелился, но не проснулся — только подвинулся чуть ближе к стене, освобождая больше места. Через четыре часа рассвет, а пока они останутся тут, вдвоем. Будто бы ничего и не произошло, будто бы они сейчас в поместье Хаштов.
Глава 19. Горькая правда
Почему каждое утро у меня болит спина, будто бы на нее всю ночь кто-то давил коленом?
Вопрос этот преследовал меня уже несколько недель, но, ответ на него был очевиден: потому что сейчас я был слабой развалюхой, которая училась заново ходить.
Одно из главных достижений весны заключалось в том, что я наконец-то начал выбираться на завтрак на своих двоих. Пусть и с длинной тростью, что служила мне опорой, но я научился довольно резво ковылять по коридорам дома Бальдура. Первое время Тики от меня не отходил, но когда раб убедился, что я нигде не упаду и не расшибусь насмерть, я обрел некоторую независимость и свободу перемещений.
Но мой день начинался далеко не с завтрака. Я просыпался немного после рассвета — когда солнце только-только начинало пробиваться сквозь ставни — кое-как одевался и шел на задний двор, к Витати.
Многое могло измениться. Город, страна, мой статус, даже небеса могли рухнуть, но келандка никогда не пропускала своих тренировок. Только вместо того, чтобы размахивать саблей самому или нарезать круги, теперь я сидел на небольшом крылечке, наблюдая за тем, как дочь Степей занимается
Мы не говорили, Витати, казалось, вовсе не замечала моего присутствия, но шум песка под мягкими туфлями, что носила винефик, свист рассекаемого сталью воздуха и короткие вдохи и выдохи меня успокаивали. Возвращали в прошлое, когда я и сам был частью этого ежедневного процесса.
Сегодня я справился с пуговицами быстрее обычного и успел на разминку. Привычно усевшись на каменную ступень и опершись спиной о колонну, поддерживающую невысокий козырек крыльца, я наблюдал, как Витати, словно кошка, выгибается и растягивается перед занятием. Выпад вперед на колено, потянуть вперед руки и мышцы спины, сменить ногу, повторить растяжку… На третий круг по двору келандка упала на землю и, упершись локтями в песок, замерла, вытянувшись над землей в струну.
Я видел, как бугрились мышцы на спине и плечах винефика — это было видно даже сквозь плотную рубаху — как начинают дрожать от напряжения кисти и локти, как напряжение сковывает поясницу и плечи винефика. Лицо же келандки оставалось абсолютно спокойным и даже каким-то отстраненным — еще одна вещь, которая никогда не менялась.
Дождавшись, когда винефик закончит разминаться и двинет за саблей, что дожидалась ее в сторонке, я тоже встал со своего места — начиналась моя тренировка. Сегодня мне нужно было пройти через двор, к небольшому навесу на другой его стороне. Меньше сотни футов, но когда идешь по обычной земле, а не гладкому камню, все становится сложнее. Нельзя шаркать ногами, нужно чуть выше поднимать стопы, да и задерживаться не стоило. То, как Витати орудовала саблей, стоило увидеть, а ждать винефик меня не станет. Так что едва она двинула в сторону оружия, я схватился за трость и поднялся на ноги. Пора идти.
Во дворе хватало мест, где я мог с комфортом разместиться на передышку. Бочка, поленница, небольшой валун, что стоял у клумбы ради красоты, а вот теперь — тот самый навес.
— Может хватит жалеть себя?
От неожиданности я едва не запутался в ногах. Витати стояла рядом, сжимая в руках саблю, и наблюдала за моими перемещениями.
— О чем ты? — спросил я коротко, стараясь не сбить дыхание.
— Вот об этом, — ткнула на меня пальцем келандка.
Я только раздраженно махнул головой, мол, ничего ты не понимаешь. Но не успел я сделать и двух шагов, как трость из моей руки выбило ударом сабли, а сам я полетел лицом вперед, в пыль и песок.
— Вставай, — жестко бросила винефик, возвышаясь надо мной мрачной скалой.
— Ты что творишь?! Совсем сдурела?!
— Я сказала, хватит валять дурака и упиваться жалостью к себе несчастному, — проигнорировав мой возмущенный крик, продолжила Витати. — Вставай давай.
— Тебе в голову напекло?!
Я больно ударил плечо и только чудом не расшиб нос и губы, едва успев выставить перед собой ладони. Но вместо ответа я услышал столь знакомый мне звук, звук, которым я наслаждался последние недели. Как сабля со свистом рассекает воздух.