Камни тоже плавают
Шрифт:
Беккелю опять гонять пришлось. Поехал звёздочки и цепи на Петербургский Арсенал заказывать, оказывается, там велосипеды для армии сейчас делают.
Привёз. Отличные звездочки. Только ведомая пара на ось не лезет. Первая на ось коробки встала как родная, а вторая — на заднюю ось — ни в какую. И вроде и те и те по размерам, но не лезет! И с маслом не лезет… Это-то при снятых размерах и чертежах! Не знаю, изобретут ли когда-нибудь вечный двигатель, но где искать вечного тормоза в России я уже знаю… в автоклубе.
Ну не лезет, и не лезет. Не привыкать. Не лезет, это не болтается. С помощью напильника и всем известной матери подогнали пару. Забили и цепи натянули.
Мотор хоть и лодочный, но на наш спидстер встал как родной. На стенде колеса крутит обалденно.
Еле уговорил до утра подождать, да в городе машину не светить. Пусть на гонку сюрприз останется.
Думал всё, отдохнуть можно. Ага, два раза щазз! Дед ускакал жестянщиков и краснодеревщиков напрягать. Видите ли, внешний вид не вдохновляет. Императору может не понравиться. А то, что лишний вес, то не его проблема.
Ладно, чем бы дитя не тешилось… Украшательства и отломать потом ненароком можно. Главное — в последний момент.
Глава 7
«Северное сияние»
Тест-драйв или стритпоинт по-русски
Третью ночь подряд учу трассу. Беккель опять ушатал свой лакированый ландо. По слухам, хотел мой заезд перед царевичем Михаилом повторить. Покрасоваться, видимо. Само собой движок перегрел. В итоге и сам облажался, и движок мне спалил. Теперь тарантайка дымит и вообще не тянет. А тренироваться мне нужно — как Фридрихович вертелся ужом, какими путями, но то ли он взял в аренду, то ли у кого-то экспроприировал еще один самобеглый пепелац. «Как», — сия тайна покрыта мраком и молчанием бледнеющего Беккеля, но машина для тренировок есть.
Штучка, конечно, та еще. Круче прежней, высокая, слабосильная — движок всего пять лошадок, вдобавок без тормозов нормальных и глушителя. Тарантас, короче.
Тормоза пришлось ставить в срочном порядке. На глушитель я забил — уши и заткнуть можно. Бегает, да и ладно, а тарантайка или тарантас — какая разница…
Спидстер не светим, пусть будет всем сюрпризом. Днем и ночью нарезаем круги по маршруту. Днем — медленно и аккуратно, чинно, не пугая прохожих, запоминая нюансы, ямы-кочки, повороты, ночью — сплошной стритпоинт. От точки до точки. На пределе возможностей.
Пара друзей Беккеля выступают нам оппонентами. Немец и финн. Вот и носимся с ними по полночи, ревём моторами, царю спать не даем, ночных прохожих пугаем.
Фары на машинах, чистая профанация. Я когда первый раз увидел — в осадок выпал. Собрались ехать, а Беккель за карбидом отправил. Спрашиваю: «Зачем?». Думал переиграли, варить глушитель, например, планируют. Как же! Оказалось для фар. В бачок горсть карбида сыпанул, воды плеснул, бачок закрутил. А вот теперь в фарах горелки зажег. И минут двадцать у тебя фары светят. Потом по новой.
Короче, по моему, ночью ездить невозможно, не то, что гонять. Фон Вале пошел на встречу и выделил пару рот жандармов. Жгут костры на поворотах, да и посторонних на трассу не пускают. По крайней мере, стараются. Учения у них.
Фридрихович с секундомером Петра Первого охраняет. Шучу: «чтобы курсанты морских училищ неприличные места пастой Петру и коню не натирали». Ну и между делом время кругов нам засекает.
Деда попробовал за штурмана посадить. Пришлось списать после первого же круга. У гонщика должны быть яйца. И отнюдь не из хрусталя, а он на поворотах глаза жмурит, и молиться начинает.
Зато юная пассия шефа, княжна Танечка Николаевна Долгорукова, теперь со мной гоняет. Напарницей. Штурманом боевого русского болида. Только так: Танечка Николаевна и никак иначе!
Когда ссаживал Деда, она и предложила:
— А можно мне попробовать? Я Танечка Николаевна, — и, подумав, добавила, — Долгорукова!
Я — против, не женское это дело. И тяжело, и риск большой, и ставки высоки, струсит, испугается — тормозить и высаживать некогда будет. Так и говорю. Но кто здесь во что-либо ставит мое мнение, получаю в ответ высокомерно-пафосное:
— Я Долгорукова! Мы Руси служим четыре века!
Хмыкнув, беру в экипаж. Беккель тоже против, но подсаживает, и остается, закусив губу, в клубах выхлопа.
На первом же повороте, порыв ветра, игнорируя короткую моднячую шубейку, доказывает, что Танечка Николаевна не только Долгорукова, но и обалденно длинноногова. О чем, не подумав, сообщаю пассажирке.
В ответ получаю яростный взгляд и… никаких действий. Руки заняты у обоих — работаем. Мои — на руле и рычаге скоростей, её — на скобе и секундомере. Машина в заносе, не до платья. Не улететь бы. Поэтому рулю и просто краем глаза любуюсь обтягивающими шикарные ножки шерстяными чулочками.
Выходя с поворота, кричит остановиться, что с сожалением выполняю. Дурень, что тестостерон думать мешает? И девочку смутил, и проблем, похоже, себе капитально нажил.
Девочка же, покраснев, просит помочь подоткнуть платье… под то место, где её, говорит, длинные ноги начинаются… чтоб не мешать заезду!..
Однако!.. В заезд уезжаю, семафоря её красоте — брюки капитально жмут. Она смеётся:
— Пауль увидит — отстрелит! Или папенька… отрубит!
Приехав к Медному, с машины, однако, не слезла. Загнав в аут папаню и моего шефа, заявила, что гонки — это её вклад в защиту Отчизны!
Чтоб не простыла, забираю у Пауля шерстяной плед, укутываю. Простудится ещё, защитница… кто детей потом Отчизне рожать будет?
Визжит на поворотах — уши закладывает! Визг, по-моему, в ультразвук, уходит. Случайные лошади приседают, собак как ветром сдувает! Но с работой справляется на ять! Сначала время, угол, потом визг. Причем единственная чистокровная русская из всех трех экипажей. Теперь мы с ней «Русская сирена».
Когда проносимся мимо, Беккель и папаша, князь так и не понял то ли Долгоруков, то ли Долгорукий, молятся и крестятся. Беккель путается, то по-лютерански, то по-православному. Волнуется, видимо. С князя на «автомате» копирует. Приезжаем — мне голову оторвать обещают втихаря. Оба. Но не мешают.