Кампанелла
Шрифт:
Слава о Кампанелле, о его выдающихся талантах и трагической судьбе, разносилась все дальше и дальше. Его рукописи переписывали в Германии, Италии и Франции. Иностранцы, приезжавшие в Неаполь, старались добиться с ним свидания. Одни были движимы просто любопытством, другие искренне надеялись ему помочь, третьи хотели извлечь какую-нибудь пользу из знакомства с ним. Особенно радостно Кампанелла встречал людей, которые высказывали желание, не обращая внимания на запреты, публиковать его сочинения. Лионский издатель Антуан Суброн, посетивший Кампанеллу в 1622 году, получил от него несколько рукописей. Но Суброн оказался ненамного лучше Шоппе. Его обещания остались на словах. Боясь неприятностей, он так до самой своей смерти и не выпустил в свет ни одной из работ Кампанеллы.
В
Кампанелла неоднократно обращался с письмами к Григорию XV, подкрепляя красноречивые уверения ссылками на свои богословские сочинения, писал в Мадрид и, настойчиво напоминая о «Испанской монархии» и «Речах к итальянским князьям», доказывал свою извечную любовь к испанской короне. А в это же самое время, оставаясь наедине с учениками, которым он доверял, Кампанелла говорил совсем о другом. Целой группе молодых людей удалось получить разрешение приходить к Кампанелле в тюрьму, чтобы слушать его лекции по физике, математике, астрономии и медицине. Большинство из них были калабрийцами — Контестабиле, Пиромалло, Пиньятелли. От своих отцов они слышали о восстании, которое четверть века тому назад готовил в Калабрии Кампанелла.
Перед своими юными земляками Томмазо не притворялся человеком, одобряющим папскую власть и притязания испанской монархии на мировое господство. Он говорил им правду. Он пробуждал в их сердцах ненависть к иноземцам и желание бороться за свободу. Он рассказывал им об идеях жизни общиной, о прекрасном Городе Солнца. Он учил их, что идеи, какими бы возвышенными они ни были, не могут восторжествовать без борьбы. Перед тем как строить новое, надо покончить со старым — уничтожить строй, узаконивший несправедливость. Кто, как не они, продолжит борьбу и приблизит окончательную победу! Всю свою жизнь он мечтает о том, чтобы Неаполитанское королевство освободилось от ига испанцев. Речи Кампанеллы находили горячий отклик. Среди его учеников самым нетерпеливым и страстным был восемнадцатилетний Томмазо Пиньятелли.
Маттео Барберини, вступивший в августе 1623 года под именем Урбана VIII на папский престол, был иной политической ориентации, чем его предшественник. Он мечтал посадить на трон Неаполитанского королевства своего племянника. Испанский король, владевший значительной частью Италии, был помехой его далеко идущим планам, и Урбан VIII относился к нему враждебно. Желая найти сильного союзника в своих интригах против Испании, папа стремился к тесному сближению с Францией.
Кампанелла внимательно следил за ходом событий. Казалось бы, как может эта высокая политика отразиться на судьбе узника, которого одинаково преследовали и испанские вице-короли и папские нунции? Но он был другого мнения. Он всегда умел ловко использовать малейшие противоречия, возникавшие между вице-королем и Римом. Именно благодаря этому он и избежал смертной казни. Неужели теперь, когда назревал серьезный конфликт между папой и испанским двором, он не сможет извлечь из него выгоды?
Положение, в котором он очутился, было весьма затруднительным. Если он будет продолжать настаивать на своих происпанских взглядах, то навлечет: на себя ненависть Урбана, а если станет активно восхвалять политику папы, то испанцы обрушат на его голову очередные репрессии. Даже если ему каким-нибудь путем и удалось добиться благорасположения Урбана, то это, однако, не означало бы, что он выйдет на свободу. Он был в руках у испанцев, и те не подумают его выпустить, несмотря ни на какие распоряжения папы, а, скорее, напротив, запрут его в еще более надежную темницу. Кроме того, копии процесса о ереси по-прежнему находились в архивах римской инквизиции, и стоило лишь новому папе пожелать навести справки, как все уверения Кампанеллы в ортодоксии разлетелись бы в прах, а богословские сочинения, на которые он возлагает столько надежд, оказались бы неискренними и фальшивыми. Другое дело — незавершенный процесс о заговоре, все протоколы которого бесследно
При таких условиях не исключалось, что испанцы согласятся его освободить. Ведь как-никак он уже столько отсидел! Но это было еще далеко не все. По делу о ереси Кампанелла был приговорен к пожизненному тюремному заточению и содержался в тюрьмах Неаполя как узник инквизиции. Если бы испанцы и выпустили его на свободу, то нунций сразу же отдал бы приказ о его новом аресте. О, только бы вырваться за ворота тюрьмы, а там ищи ветра в поле!
Он решил действовать в двух направлениях, но так, чтобы при мадридском дворе не знали тех идей, которые он проповедует в письмах папе, а в Риме бы не догадывались об аргументах, предназначенных для Мадрида. Он снова стал посылать прошения вице-королю — кардинала Цапату сменил герцог Альба — и в Рим. При всей сложности ситуации Кампанелла не терял надежды, что в конце концов добьется успеха. Протоколы-то его все-таки исчезли!
На территории Германии шла жестокая война, и от Товия Адами опять не было никаких известий. Томмазо уже думал, что его верный друг погиб, когда неожиданно узнал новость, которая наполнила все его существо чувством беспредельного счастья.
В 1623 году Адами опубликовал во Франкфурте том сочинений Кампанеллы, включавший и «Город Солнца». Больше двадцати лет ждал он в тюрьме этого счастливого дня и с нечеловеческой стойкостью переносил все страдания, какие только могли придумать для него враги, желавшие создать ему жизнь, которая была бы хуже смерти. И наперекор всему он дожил до этого прекрасного дня, когда, размноженный благословенным печатным станком, «Город Солнца» вышел в свет.
Новые конфликты, связанные с давним спором о подсудности светскому суду духовных лиц, совершивших уголовные преступления, сделали отношения между правительством вице-короля и Римом еще более натянутыми. Кампанелла старался воспользоваться этим и продолжал через друзей хлопотать в Мадриде о пересмотре дела.
Многочисленные друзья помогали ему. Особенно активными были земляки. Летом 1625 года они послали от имени доминиканцев Калабрии петицию испанскому королю, в которой просили освободить несчастного узника. Сам Томмазо писал в Мадрид одно письмо за другим. Король недоумевал. Что за неразбериха в Неаполе? Там более четверти века без всякого приговора мучают в тюрьме монаха, который утверждает, что враги преследуют его именно за безграничную преданность испанской короне.
Благодаря друзьям Кампанеллы кое-кто из членов Совета по делам Италии получил возможность познакомиться с «Испанской монархией» и «Речами к итальянским князьям». Совет был склонен отнестись к прошениям Кампанеллы положительно. Король написал в Неаполь и повелел, чтобы его дело было пересмотрено.
Вице-король не торопился выполнять приказание. «Пересмотрено»! Легко сказать! А как его пересмотреть, когда не сохранилось ни одного протокола?
Кампанелла стал еще настойчивее осаждать вице-короля письмами. Пусть, наконец, назначат судью, который закончит его дело, как повелел монарх! Его давно пора выпустить, как бы на это ни реагировал нунций и все те, кому он ненавистен своими происпанскими взглядами.
Момент был выбран удачно. Герцог Альба окончательно рассорился с Трамалли, замещавшим нунция, и готов был сделать все, что угодно, лишь бы досадить надменным попам, чьи притязания не знали никаких границ. Кампанелла заставил вице-короля поверить в его любовь к Испании. Большую роль в этом сыграла «Испанская монархия». Если в первый раз, еще во время процесса, надеждам, которые возлагал Кампанелла на это сочинение, написанное задним числом специально для того, чтобы ввести в заблуждение членов трибунала, и не суждено было исполниться, то зато теперь они оправдались полностью.