Камрань, или Последний "Фокстрот"
Шрифт:
Между тем наша с Васей благоразумно сделанная заначка пришлась очень кстати. Две бутылки хунтотовки от друга Хуаня спасли не только положение, но и беднягу Бориса от линчевания. Его робкие попытки оправдаться, предъявление шишек и порезов на голове вызывали лишь хохот и язвительные шутки:
– Тебя только за смертью посылать!
– Это точно! Взял вот, душегуб, утопил хунтота…
– Борь, эк он тебя отоварил!!! Хорошо ещё, что не ограбил, карманы не вывернул и вообще не раздел! – юродствовал, разливая водку по стаканам, говорливый дракон-боцман по кличке Бельмондо. Каюта, в которой происходило мероприятие, была его, и Жора Бельмондо изо всех сил старался изображать гостеприимного хозяина.
Кроме Жоры и Бориса в каюте находилось ещё много народу. Был тут и наш друг Гена, механик с МПК. Обрадовавшись нашему появлению,
Между тем подначки проштрафившегося Бориса продолжались.
– Ты же, Боря, боксёр, как же так? Неужто на каратиста нарвался? Нахрена ты ему бутылку-то отдал? Подержать, что ли? А, понимаю! Чтобы руки освободить, получше размахнуться и в рог зарядить с правой! – зубоскалил, не отставая от боцмана, стармех-дед. Был он уже достаточно пожилой дядечка, лет под шестьдесят, звали его Демократ Иванович, и фамилия была под стать – Кржижановский.
Не отставали от деда и другие острословы:
– Борису не наливаем, он уже литряк спирта на голову принял…
– Кило спирта на рыло, ну ты бухар эмирский!
– Шилом провонялся… я рядом сижу, меня уже торкнуло.
– Когда водка кончится, Борькой будем занюхивать!
Борис на подначки не реагировал, он был занят тем, что приводил себя в порядок. Отойдя в угол каюты, он наклонился над раковиной и под струёй воды вымывал из кучерявой шевелюры осколки стекла, затем долго вычёсывал их крупной расчёской.
Разговор между тем вернулся к прерванной нашим появлением теме – дед Демократ Иванович делился воспоминаниями своей бурной моряцкой жизни. Несмотря на достаточно солидный возраст, это был иссиня-жгучий брюнет, довольно полный, пышущий энергией и здоровьем, внешне напоминающий тип хрестоматийного барыги-одессита: необъятная лоснящаяся лысина, весёлые продувные глаза, упругие, как два наливных яблока, щёки, отлично видимые даже со спины и никогда не сходящая с лица лукавая полуулыбочка. Предоставив на суд слушателей несколько остроумных баек, узнав от Гены, что мы подводники, дед тут же вспомнил случай, подобающий теме:
– А вот ещё... В мореходке я был, на практике после третьего курса… на Балтике…. В такую историю влипли… Я за моториста тогда исполнял на МРСе. Идём, значит, самым малым, снасть за собой тащим. Погода хорошая, тишь да гладь. Я в машине сижу, ничего не вижу, что наверху творится, только по трубе переговорной слышу. Вдруг орёт капитан сверху:
– Машина! Какого чёрта встали? Держать малый вперёд! – и машинным телеграфом туда-сюда дёргает, репетует.
Мех ко мне:
– Что такое?
– Да всё нормально, – отвечаю. – Вот, на репитере малый ход, вот тахометр – 120 оборотов. Что им там ещё надо?
– Держу малый ход, всё нормально! – отвечает мех на мостик.
– Какое на хер нормально! – ревёт в трубу кэп. – Почему назад пятимся? Кто давал команду «назад»? Средний вперёд! Полный!
Ни черта, конечно, не понятно, кто там куда пятится, и какой вообще идиот может ходить в снастях средним и тем более полным ходом, но наше механическое дело – малое: нам говорят – мы выполняем. Дали мы средний, потом полный. Сейнер задрожал, встрепенулся, даже нам внизу слышно, как винт за кормой лопастями воду молотит.
– Механик, чья сегодня очередь пьяным быть? – снова ревёт с мостика капитан. – Я сказал: вперёд полный! Почему назад движемся?!
Тут мех усомнился. Проверил ещё раз сам. Всё правильно, вал в нужную сторону крутится, винт – так за кормой молотит, что от вибрации уже зубы стучат, дифферент на корму, корма просела, нос на редан. Сейнер лететь должен, как птица. Выругался, с места сорвался, побежал на мостик. Через минуту падает тело вниз. Бледный. Меня оттолкнул, сам к управлению. Упёр ручку в ограничитель «самый полный» и опять на мостик. Тут и я почувствовал – дело неладно. Дифферент на корму резко попёр, нос задирается. Я с табуретом вниз поехал. С верстака инструменты посыпались, графин по конторке заскользил и – дзинь
– вдребезги о палубу. Тут и я в два прыжка оказался наверху. Картина – не приведи господь. Сейнер наш чуть ли не на попа встал, тросы за кормой натянуты, как струны, и в воду уходят почти перпендикулярно, нос в небо смотрит. За кормой – бурун, винт молотит на самых полных, а мы пятимся назад и корма всё глубже и глубже в воду уходит. Ещё немного – и кормовой трюм через световые люки топить начнёт. Мех с боцманом кинулись с топорами снасти рубить. Стучали-стучали, несколько стропов обрубили, остальные сами лопнули. Тогда кормовой трюм уже почти весь был затоплен. Вылетели мы из воды, как пробка. Сейнер маленький, сто пятьдесят тонн всего. Подскочил, плюхнулся о воду, потом опять. Меха с кормы за борт выкинуло. Винты молотят на самых полных, кэп орёт:
– Стоп машина! – и сам с мостика кругами спасательными в механика мечет.
Я вниз. Застопорил. Сижу, потом команды за телеграфом отрабатываю. Пока маневрировали, баграми деда к борту подтаскивали, через планширь переваливали, не заметили, как с другого борта подлодка всплыла. Наподобие вашей, тоже дизелюха, только размером вроде поменьше. Сеть на ней наша – как камуфляжем, всю рубку покрывает, в антеннах запуталась. Рыба из неё живая сыплется – на надстройку, на палубу, в море по бортам стекает. Хороший улов оказался! Вылез командир подлодки и ещё несколько мордоворотов. Что-то матом стали кричать. Плохо было слышно. Думали – бить будут или вообще торпедируют. Но обошлось. Попросили снасть свою побыстрее забрать. А то им днём всплывать запрещено, самолёт какой вражеский пролетит сейчас мимо, запеленгует – хана командиру, потеря скрытности со всеми оргвыводами. Подошли мы поближе, к борту пристали. Ходим по палубе, рыбу давим, по рубке лазим, сеть свою снимаем, где не идёт – режем. Часа два провозились. Командир подводников – дядька здоровенный, гнутую антенну коленом выправил. Кока вызвал наверх с большим лагуном – рыбы на ужин набрать. Рассказал, что у них на борту происходило. Шли они малым ходом. Сорок метров, говорит, глубина была. Вдруг чувствует, лодка всплывать начинает, глядь на глубиномер – точно. Боцману по голове: как, мол, ты, негодяй, глубину держишь? Видит – всё нормально, рули на погружение, а лодка всё равно нос вверх задирает. Мех быстро дифферентовку проверил – тоже всё в порядке… Хорошо, не стали гарцевать, ход увеличивать, а то не разговаривал бы я сейчас с вами. Утянули бы они нас, как пить дать. Наши сто пятьдесят тонн против ихних полутора тысяч! Да и моторов у них два, и каждый втрое мощнее нашего. Шли бы не малым ходом, а хотя бы средним – утащили бы за собой, даже не заметили. Ну, лодку мы тогда освободили, сеть на корму вымайнали. Живого места нет, но починили потом. Никому ничего не докладывали. Подводникам в компенсацию кэп ящик водки последний отдал. Трезвый потом всю неделю ходил. Только лодка погрузилась – «Орион» летит, словно кто вызвал…
– А вот ещё было… – начал дед новую историю после небольшого перерывчика на выпить и закусить. – Забарахлил у меня как-то правый дизель, масло гнать стал. Даю своим дармоедам задание: за ночь крышку снять, утром приду, будем разбираться. Артачиться стали, про Конституцию, КЗОТ, режим труда и отдыха вспомнили. Ну, я популярно объясняю – куда, значит, им и что позасовываю, если, значит, не выполнят.
Прихожу утром – гайки вроде откручены, но не все, крышка не снята, дело, значит, не сделано. Ах вы, суки, думаю, совсем нюх потеряли! Вызываю… строю… Чушь какую-то несут, гайки, мол, прикипели, не отдаются. Сам беру, значит, ключ. Кручу – всё нормально. Подрываем крышку, снимаем, и чувствую, как мне начинает плохеть. Тараканы… в дизеле… аж кишат! Как такое возможно?! Не верю глазам. Щипаю себя, значит, везде, куда руки дотягиваются, очки надеваю – всё без изменения: вот он, блок цилиндров, клапана, поршни и… тараканы… живые! Через край уже лезут, на палубу падают, расползаются. На мотористов своих стал орать: «Как такое допустили? Когда последний раз приборку делали? Кто ответственный?» А до самого даже не доходит, что там температура, газы, давление! Что там ни одна тварь, даже таракан, в живых остаться не может ни при каких обстоятельствах! У меня же одна мысль дебильная в голове крутится: что они там едят? Присел, нацедил, значит, воды, начало до меня понемногу доходить. Дошло – и совсем плохо стало! Вот, думаю, дожился. Узнает кто из других механиков – засмеют. Да и как оно такое возможно? А мотористы мои лыбятся, негодяи, перемигиваются. Один подходит, такой участливый.