Камрань, или Последний "Фокстрот"
Шрифт:
– Нихрена себе издержки! – в негодовании вскричал старпом. – Твой цинизм, штурман, порой зашкаливает. Может быть, ты ещё и ГУЛАГ оправдываешь?
Глаза его сверкали благородным гневом, и он даже демонстративно отодвинулся от штурмана.
– Сергей Гариевич, да не распаляйтесь вы так! Не оправдываю я террор и считаю, что в некоторых случаях большевики перегибали палку. Но, наверное, это были те случаи, когда лучше перегнуть, чем недогнуть. Когда на кону такие ставки, как сохранение целостности и государственности, цель оправдывает средства. Сейчас легко рассуждать… Каждый мнит себя стратегом, видя бой со стороны! Но у Ленина, а потом у Сталина… не было другого выхода. А вы что думаете, если бы победили белые, они бы меньший террор устроили? Чтобы утихомирить взбудораженную, вкусившую свободы и крови толпу, белым пришлось бы в разы больше народа уничтожить хотя бы потому, что крестьян и пролетариев в стране в разы больше было, чем представителей всех остальных сословий, вместе взятых.
– Борисыч, ты в какие-то глобальные дебри полез… – вступил в разговор доктор Ломов. – Но меня как маленького человека и интересует судьба маленького человека. К чему были репрессии среди простых людей? «Дело врачей» помнишь? А сколько посадили за рассказанный анекдот!
– Сёма, успокойся. Это неправильно. Но скажи мне, эти ложные доносы разве Сталин на них писал? Сами же друг на друга стучали! Да и пресловутый человеческий фактор… Кто-то строил карьеру и торопился выслужиться перед Москвой, перевыполняя планы посадок и расстрелов. Кто-то сводил личные счёты за прошлые обиды. Кому-то хотелось получить чужие блага, вроде комнаты в коммуналке или должности, занимаемой соседом (сослуживцем), кто-то – просто подонок по жизни. Да и не было это так массово, как сейчас пытаются представить. Какие миллионы? С какого потолка ты их взял? Мне дед рассказывал, что простые люди жили тогда обычной нормальной жизнью: и анекдоты рассказывали, и говорили, особо не таясь, никто никого не сажал. Помнит пару случаев – начальника Горкоопа и какого-то партийного босса в ихнем районе посадили, так наверняка за дело. Может, конечно, и были где-то за анекдоты единичные случаи, но раздули, как будто это система была, будто бы на каждом углу хватали. Что касается ГУЛАГА, то не верили бы вы всему, что пишет Солженицын. Количество жертв у него завышено минимум в десять раз. Это легко проверить. Сейчас рассекречиваются архивы. А подавляющее большинство из тех оставшихся… репрессированных – это были реальные предатели, шпионы, диверсанты и уголовники! Или вы думаете, что у страны, стоящей на пороге большой войны, таковых в принципе не могло быть? К тому же все мы, как военные люди, должны понимать, что в ситуации, когда в считанные годы надо пройти путь, который другие страны проходили за десятилетия, ни о каком либеральном миндальничании речи быть не могло. Предвоенная индустриализация страны была бы невозможна без твёрдой руки и насаждения железной дисциплины на всех уровнях... Кроме того, один человек во главе страны, даже самый мудрый и деятельный, не может лично изучить каждый эпизод и принять взвешенное решение. Отсюда и перегибы на местах, невинные жертвы…
– Максим Борисович, слишком уж вы легкомысленно относитесь к человеческой жизни… Пусть не пять миллионов, как у Солженицына, а, скажем, полмиллиона... Но это же тоже огромная цифра! Это же тоже люди!!! – озабоченно округлив глаза, обратился к штурману замполит.
– Отношусь, Андрей Николаевич, так, как люди сами к себе относятся и как того заслуживают. Вы прямо как барышня сейчас говорите, либерально экзальтированная… из Демократического фронта, а не как военный человек. Что такое жизнь? Моя… ваша… Да ничто! Навоз для удобрения последующим поколениям. Жизнь обычного человека ценна только нескольким его ближайшим родственникам: жене, родителям, детям, ну и немножко внукам. Всё! Дальше начинается ханжеское словоблудие, надуманные красивости и лицемерие. Вот помру я сейчас, закопают моё туловище… Так через неделю ни вы, ни старпом, никто про меня и не вспомните. Из управления кадров нового штурмана пришлют, ещё лучше прежнего... Жизнь продолжается! Туловище сгниёт, лопух на могиле вырастет. Бессмысленно, кстати, и не по-хозяйски. Лучше бы вообще не хоронили, а на полях закапывали… безотходность, удобрение, урожайность… Рациональное использование биомассы… Да и на кладбищах сколько земли можно сэкономить… в сельхозоборот запустить… Но это я так, к слову… Вот, недавно тысячелетие крещения Руси отмечали… торжественно, с помпой. Святой Равноапостольный князь Владимир и всё такое… А вы почитайте, какую он в молодости жизнь вёл… этот святой... Душегуб – клейма ставить негде! А я… гоп-стопника, к примеру, в подворотне пристрелю, так и всё – сразу преступник… превышение необходимой самообороны… При том что в Афгане… стрелял… в таких же людей. Так всё нормально – герой! Всё в этом мире относительно.
Штурман на секунду задумался, словно что-то припоминая. Еле заметная тень пробежала по его всегда улыбающемуся лицу.
– Вы, Андрей Николаевич, знаю, из Ленинграда. Любите свой город? А вы знаете, сколько народу погибло при строительстве Петербурга? А сколько народу Пётр Первый лично жизни лишил? Так почему же либеральная общественность не требует сейчас сноса Медного Всадника и разрушения Петербурга? А Исаакиевский собор… вы знаете, что он буквально на костях стоит? И люди там работали и гибли совсем не по доброй воле. Всё имеет свою цену! Любое созидательное действие имеет цену, и не только материальную, выраженную в рублях, кирпичах, бетоне… но и в человеческих жизнях. Это всем известно и заранее закладывается в… себестоимость. Панамский канал, когда копали, сколько людей погибло? Тысячи! Так что же теперь, не будем созидать и строить? Потому что это безнравственно и преступно – заранее зная, что на таком-то объекте погибнут пять человек, на таком-то пятьдесят, а на каком-то пятьсот! Повторяю, зная статистику по подобным же проектам, любой инженер кроме необходимого количества песка, цемента, арматуры… может безошибочно рассчитать, сколькими человеческими жизнями придётся пожертвовать. То есть, по сути, ставя подпись, утверждая проект, обычный архитектор-ботаник автоматически становится преступником. Одним росчерком пера он приговаривает к смерти несколько не известных ему людей. При этом он знает, что они погибнут, то есть, говоря юридическим языком, совершает умышленное преступное деяние. Вот что я вам ещё скажу: вся мировая история – это цепь массовых убийств, геноцида, преступлений, одно страшнее другого. И люди, совершавшие их, сегодня почитаются как герои и святые! Так было, есть и будет всегда. Человеческая жизнь – это расходный материал, природный ресурс, как лес, нефть, уголь, руда... Только ископаемые ресурсы можно исчерпать, а человеческие – никогда. Эта тварь живучая, человек, настолько приспособилась к условиям существования, что везде выживает и размножается… Вот уже шесть миллиардов на земле, а сто лет назад полтора миллиарда было… И это при том, что в двадцатом веке было две самые кровопролитные войны! И что, Андрей Николаевич, действительно очень уж вам так дорога какая-то абстрактная, лично вам не известная человеческая жизнь? Которой когда-то пожертвовали во благо будущих поколений, в том числе, кстати, и лично для вашего блага? И не надо мне сейчас рассказывать, что это так! Лицемерие и враньё! Откажитесь тогда от зарплаты, если вы такой филантроп, и отправляйте её напрямую в Африку. Вы на полном гособеспечении, зачем вам деньги? Я адрес дам благотворительной организации. У вас будет реальный шанс спасти детскую жизнь… и не одну! При вашей зарплате вы каждый месяц можете спасать от голодной смерти не меньше двадцати детишек. А сколько за год? А за десять лет? А за всю жизнь? Но нет, вы только лозунги красивые кидать горазды, а деньги на сберкнижку будете вносить… А через несколько лет на новых жигулях жопу свою в пространстве перемещать станете. А за это время несколько сотен детишек, которых вы могли бы спасти… милых таких... черномазеньких… помрут от голода и болезней! Кто же вы после этого?
Замполит опешил от такого натиска штурмана и даже слегка смутился от его красноречивого взгляда.
– Да я… Да я могу… Да я, конечно… – замямлил зам, застигнутый врасплох. Но тут же, спохватившись, сам попытался наехать на штурмана:
– А сами-то вы… почему… не помогаете?
– Да, не помогаю! И не собираюсь помогать. Потому что на хрен мне не нужны эти африканские дети! Их там на одного умершего вдвойне каждый день прибывает. И ничего в этом мире в лучшую сторону не изменится – будет ли их на сотню-другую больше… или меньше. Да, невинны! Да, где-то там страдают! Но мне-то какое дело? И – для чего? Чтобы из маленьких милых негритят выросли здоровенные бездельники-негры? Чтобы провалялись они всю свою никчемную жизнь под пальмой и ничего, кроме тонн говна, после себя не оставили? Или чтобы стали наркоманами, заразились СПИДом, пошли насиловать, грабить, убивать…
Штурман наморщил на мгновение лоб, задумавшись и глянув куда-то вдаль, сквозь замполита, продолжил медленно, словно что-то припоминая:
– Да… Извечный вопрос… О слезинке ребёнка… Допустимо ли возведение здания судьбы человеческой с целью осчастливить людей… дать им мир и покой на все времена… ценою жизни одного невинного ребёнка… Не согласен я тут с Достоевским! Либеральное миндальничание и размазывание соплей! В этом мире всё гораздо проще и циничнее. Жизнь – это товар, который продаётся и покупается, как и всё остальное. Люди ходят на работу, в том числе на вредные производства, получают за это повышенные оклады, ранние пенсии, гробовые… И делают это вполне добровольно! А другие люди, рангом повыше, продают нашу жизнь или покупают… используют по своему усмотрению… во благо других или для своего блага… Это было, есть и будет всегда и везде. Так какая же это высшая ценность?
Глава 37 О тиранах и гуманистах, троцкистах и оппортунистах
Риторический вопрос штурмана повис в воздухе. С минуту никто не решался нарушить тишину. Выйдя из состояния созерцательной задумчивости, довольный произведённым эффектом Борисыч вновь принялся за чай с воблой, и скоро послышалось его сладкое причмокивание и шумное прихлёбывание.
– Штурман, я знаю, что ты, как змей, можешь выкрутиться из любого положения! С три короба нагородить, с ног на голову всё перевернуть и мозги запудрить. Я тебе конкретный вопрос задавал: ты оправдываешь репрессии и ГУЛАГ? Отвечай – да или нет? – со зловещей решимостью в голосе обратился к Борисычу старпом.
– Да! – ни на мгновение не задумавшись, ответил штурман и бесстрашно уставился на Горыныча.
– Ну и о чём после этого с тобой можно разговаривать… – в голосе старпома звучали разочарование и плохо скрываемая неприязнь. – Да я с тобой… да я… да на одном гектаре…
– Да куда вы денетесь, Сергей Гариевич, извиняюсь, с подводной лодки… Дайте объясниться, не перебивайте… А потом, если приспичило, идите срать на свой персональный гектар. Только осторожней там краны крутите, а то… помните, как в прошлый раз... Шучу, шучу… не было этого, мне показалось. К тому же, если вы такой демократ, что же вы мне рот затыкаете, высказаться не даете? У нас гласность и свобода слова! Каждый имеет право мнение своё выражать.
Старпом, собиравшийся было встать и, негодуя, уйти, на это резонное замечание штурмана отреагировал благоразумно. Всё ещё неприязненно глядя на Борисыча, он проговорил почти уже беззлобно:
– Ладно, штурман, ври, только не завирайся...
Ждать штурмана не пришлось, и он тут же с пафосом заговорил:
– Вот, предположим, предо мною страна… с тысячелетней историей, традициями, культурой… стоит на грани разрушения и разорения… Я тот, от кого зависит спасение миллионов… Для этого мне необходимо начинать борьбу с силами зла, в результате которой погибнет несколько тысяч… и, может быть, половина из них будут ни в чём не повинные люди. И что по-вашему? Я не должен ничего делать? Даже если при том буду доподлинно знать, что коли сейчас не начну, то завтра будет поздно? Что завтра погибнут уже не тысячи, а миллионы и будет разрушено всё, что так дорого для меня и моего народа?! Или вот пример попроще: мы – на войне, надо срочно потопить немецкий линкор. Если не выйти в море прямо сейчас, линкор нагрянет и разнесёт своим главным калибром весь город и нас в том числе. И вот предположим, что командиру стало доподлинно известно, что один из трёх его помощников – вредитель и диверсант. И что у него задание не допустить выхода корабля в море любым способом. Разбираться, вычислять, кто – времени уже нет. Что делать? Можно, конечно, изображая благородство, попытаться спасти двух невинных, начать расследование, но в итоге будет упущено время, корабль не выполнит задачу и погибнут все, в том числе эти двое спасённых… Я считаю, что единственно правильное решение – расстрелять всех троих! Да мало ли в нашей жизни примеров, когда требуется пожертвовать малым для сохранения всего? А наши инструкции по борьбе за живучесть, требующие при аварии задраивать переборки и никого из аварийного отсека не выпускать? Это же так бесчеловечно и неблагородно! Давайте не будем эти требования исполнять?
На вопросительный взгляд штурмана никто не поспешил ответить.
– Так вот, я вас и спрашиваю… уважаемые… гуманисты… Что делать мне, если волею судеб я оказался на вершине власти и от решения, которое приму, зависят жизни миллионов? Я знаю, что за это будет заплачено жизнями тысяч. Я также знаю, что спасшиеся благодаря мне миллионы потом обвинят меня в гибели тех несчастных тысяч и моё имя смешают с грязью… Доктор, это как если бы твой больной, которому, спасая от гангрены, ты отрезал ногу, приковылял бы потом и принялся винить тебя в том, что сделал его калекой! Вот и Сталин стоял перед дилеммой… И нашёл в себе мужество принять единственно верное решение.