Канал имени Москвы
Шрифт:
— Трофим! — протянул Кальян и сплюнул. Угрюмо посмотрел на Морячку. Даже с такого расстояния чувствовался холодок её ускользающего, но жадного внимания. «Вот почему она оставила нас в покое, — подумал Кальян. — Она не спала, уже в шлюзе было ясно. Мы растревожили её ещё больше, но успели проскочить. Журавлик улетел, и теперь синица у неё в руке».
Рыжая Анна снова посмотрела на правый берег. Она знала, что Ваня-Подарок не подведёт. Лучший стрелок, возможно, даже не уступающий Хардову, сможет нейтрализовать всякого, кто решит развернуть
Однако сейчас внимание Рыжей Анны привлёк туман на правом берегу. Вёл он себя странно. Анна не могла понять, что происходит, и это ей не нравилось. На небольшом участке туман отступил, отполз от кромки воды, обнажив берег вплоть до железнодорожной станции, где на путях ржавели тяжёлые вагоны-цистерны. При этом он словно ещё подобрался, уплотнился до густой белёсой непроницаемости, создавая ощущение, что его вот-вот что-то прорвёт изнутри. Железнодорожные цистерны наполовину выступали из тумана, как зловеще-гротескные барельефы.
— Обошлось, — только что сказал капитан Кальян.
Глаза Рыжей Анны сузились. Впереди по ходу лодки и сразу за ней туман снова подступал вплотную к берегу. Анна глядела на покатый бок вагона-цистерны. И вот медленно показалось начало следующего вагона. Ошибки не было, туман скользил по цистернам вместе с ними. Волнообразно отступал от берега и вновь спускался к воде вслед за движением их лодки. Анна смочила языком верхнюю губу. «Не обошлось», — подумала она.
Боковым зрением увидела, как Ваня-Подарок вскинул винтовку, припав к глазку окуляра. Полицейская лодка находилась недалеко, Ивану не было необходимости наблюдать за ними через снайперский прицел, и это могло означать лишь одно — он готовится к стрельбе.
— Там какое-то движение, — сухо сообщил альбинос.
«Как не вовремя», — подумала Анна.
— Наблюдай за ними, — попросила она. — Но огонь только в крайнем случае.
И снова посмотрела на железнодорожную цистерну. Наверное, она заметила это сразу, и уже тогда ей это не понравилось. Возможно, лишь старая полустёртая надпись, на вагонах их делали во множестве. Или так причудливо ложились тени. Всё возможно.
Верхней губе опять понадобилось, чтобы её смочили. Эта надпись двигалась. Слишком причудливо для теней. Слишком много мелких деталей, которые не распадались в новый узор. Тень или надпись медленно двигалась, ползла прямо по покатому боку цистерны. «Вот для чего туман расступился», — мелькнуло в голове у Анны. Она вдруг поняла, на что это похоже. Сходство было отдалённое, но точно указывало на своё происхождение. Её рука, поглаживающая дремавшую крысу, повисла в воздухе.
Движущаяся надпись чем-то неуловимо напоминала маскарадную маску для глаз. Когда-то в детстве они играли в театр теней, завесив сцену белой простынёй. И если припасть к ней с изнанки глазами, для зрителей получался точно такой же рисунок. Если же вы хотели напугать малышей, то можно было надавить с изнанки на простынь ещё и носом или всем лицом — картинка получалась жутковатой.
И хоть носа или лица на покатом боку вагона-цистерны ещё не было, сходство и так казалось довольно убедительным. Кто-то припал с изнаночной стороны
(простыни?)
(цистерны?)
(мира?)
глазами, и сейчас эти глаза двигались. Медленно, но уже не упуская из виду их лодку. Как таящийся хищник, который теперь ни за что не упустит столь долго выслеживаемую добычу.
«Ну вот и началось», — подумала Рыжая Анна.
14
Трофим вырвался из рук ушлого моториста. А двигаться он умел очень быстро.
— Успокойся, шеф! — прокричал кто-то.
Но Трофим был уже у пулемёта. Молниеносно передёрнул затвор.
— Вруны! Мерзкие вруны! — завизжал он.
Трофим вдруг понял, кто его настоящий и единственный друг. Кто сможет спасти его будущее от врунов и завистников. Собственно говоря, он всегда это знал. Трофим не был везунчиком, как Хардов, и звёзды ему не падали с неба, но у него был пулемёт. Единственный верный помощник. Если Трофим и умел любить, то вся мера отпущенной ему любви была отдана сейчас этой надёжной машине из воронёной стали. Трофим знал, как разбираться с врунами и завистниками.
Тревожно-стонущий звук, как будто кто-то пытается сдвинуть старые металлические конструкции, был приглушён туманом. Рыжая Анна, не отрывая взгляда, следила за железнодорожными цистернами.
Скользящая по покатой цилиндрической поверхности маска для глаз переползла на следующий вагон. Только это уже не были одни глаза. Нечто изнутри решило надавить сильнее, и стальная поверхность подалась, словно была действительно пластичной простынёй из детского театра. Металл морщинисто натянулся, образовывая более сложный рисунок.
«Ну вот и лицо». — Тёмная усмешка сорвалась с губ Анны, оставив во рту кисловатый привкус.
Сделалось совсем тихо; туман будто пожрал все звуки.
И повторившийся в этом безмолвии стонущий скрип показался особо неприятным. Словно железом по стеклу.
Анна скосила глаза по ходу движения лодки. Звук шёл оттуда. «Этой обрушенной впереди фермы моста раньше не было, — подумала она. — Может, её и сейчас нет. Просто кто-то хочет, чтоб мы подошли ближе к берегу. А может, её обрушили в воду, освобождая путь для тумана».
Металлическое лицо на поверхности цистерны всё более напоминало грубо сработанную посмертную маску. И оно ползло. Анна заметила, что и капитан Кальян видит это. Они обменялись короткими тревожными взглядами. «Значит, скорее всего, не сирены, — успела подумать Анна. — Как и обрушенный впереди пешеходный мост».
Она опять машинально погладила спящую крысу. Теперь лицо не просто ползло. Ненадолго остановившись, оно начало увеличиваться в размерах и одновременно обогащалось деталями, словно стремилось к портретному сходству. Потом всё замерло. И рука, водившая по крысиному меху, тоже замерла.