Канарейка для Ястреба
Шрифт:
Этот возглас привлекает ко мне внимание собравшихся на лужайке учеников. Я же отчаянно пытаюсь сдержаться:
"Не время показывать характер, — мысленно убеждаю себя. — Главное, не дать почувствовать, что происходящие меня задевает. В этой школе стоит запрет на драки и прочие разборки учеников. Я сейчас не в том положении, чтобы огрызаться. Нужно поторапливаться… "
Едкие жалящие фразы тем временем продолжают обрушиваться на меня со всех сторон, пока я пробираюсь к зданию школы:
— Из какой канализации ты вылезла?!
— Оборванка!
— Сними куртку, не позорься,
Я ведь уже говорила, что ненавижу зиму… Не терплю холод… Спрятав озябшие руки в карманы, сжимаю их в кулаки. Лицо покалывает от холода, а, быть может, и от едкого внимания собравшихся учеников.
Мне кажется, что в эти секунды я вижу себя со стороны: худосочную, долговязую девчонку в обшарпанной куртке и в старых ботинках — гриндерсах (Grinders) с металлическими мысками, которые еще Эйрин в свое время носила.
Обувь была довольно тяжелая, да и велика мне немного, но нынче такое в моде. Если бы и куртки в стиле — "неубитые молью" были бы в тренде, то, может, меня никто и не заметил бы, подумали бы, что я — неформал. Но, не судьба…
14
Я очень быстро становлюсь посмешищем в своей старой изношенной куртке среди богатеньких наследничков, которым невдомек, что за стенами их дорогих особняков существует другой мир, где голод и нищета — в порядке вещей, и есть много детей, у которых нет возможности носить даже такую поношенную куртку, что сейчас красуется на мне…
В меня тыкают пальцем и смеются, а я упрямо иду вперед, пока чей-то голос не выкрикивает мне вслед:
— Твои предки даже на нормальную обновку заработать не могут? Папашка, небось, алкоголик конченый, мать — шлюха!
Обидная фраза, брошенная мне вслед, вызывает у окружающих вспышку очередного хохота. Я же осознаю, что на этих словах выдержка покидает меня.
Оборачиваюсь, уставившись на свою одноклассницу Аманду — полноватую конопатую девчонку в дорогих шмотках и серой меховой шапке, что так некрасиво подчеркивает круглое раскрасневшееся лицо девицы, сейчас ржущей над своей шуткой с грацией лошади.
Я направляюсь прямо к ней, и, приблизившись вплотную, смотрю на нее исподлобья, но она не понимает моего молчаливого призыва заткнуться пока не поздно. Не осознает, что правы они в одном. Уличная я. В нашем районе слабаки не особо выживают.
Улица имеет свои правила и в разборках шпаны есть один закон — нерушимый, которого все придерживаются: говори все, что хочешь, но родителей — не тронь. За такое по головке не погладят, разве что куском арматуры.
Краем глаза замечаю, что народ начал подтягиваться, почуяв начало представления на уличной сцене. Парни постарше с интересом смотрят и шутят в ожидании кошачьих боев. Кто-то улюлюкает и подначивает. Всем хочется стать свидетелями веселого зрелища с утра пораньше.
Если в чем эти уроды и были сейчас правы, так только в том, что я действительно не из благополучного района, в котором меня научили кое-чему. Был у меня удар, хорошо поставленный и отточенный исключительно на парнях, на девчонках еще ни разу не опробованный. Удар действенный,
Краем глаза осмотрелась, поняв, что пока у меня только один противник в лице моей одноклассницы, все остальные просто весело проводят время за наш счет. Наблюдают. Смеются. Даю время Аманде собраться и осознать, что не права она. Нельзя людей, которых в глаза не видела, так оскорблять.
Пусть смолчит сейчас, и я просто повернусь и уйду. Мой молчаливый призыв остается незамеченным. Одноклассница, что передо мной возвышается, почему-то радуется всеобщему вниманию и начинает чувствовать себя звездой, грудь выпячивает и руки в бока упирает. Ей кажется, что она мощнее, а значит, сильнее меня.
Но внешность обманчива. Главное — это знать, куда бить и как, чтобы свалить противника. В наших трущобах драки — частое явление. И побеждают в них не всегда те, кто крупнее, а те, кто более хитер и изворотлив, либо те, у кого в рукаве есть эффект неожиданности, удар, которого не ждут…
15
Аманда сделала неправильный выбор, решая продолжить перепалку:
— Что уставилась, дворняжка? Правду услышала и язык проглотила? — неприятно лыбится одноклассница. Смотрит на меня со снисхождением и прищуром, а в глазах огоньки удовольствия плясать начинают. Нравится ей меня донимать, слабой считает…
— Видно, сказать тебе нечего, мать твоя… — договорить я ей уже не дала.
Один отточенный удар с ноги, обутой в тяжелые гриндерсы с металлическими мысками, и толстуха со скулежом хватается за промежность, заваливаясь на колени. Шапка слетает с ее головы на землю, падая в грязный мокрый снег, покрываясь некрасивыми разводами, и это зрелище вызывает странное удовлетворение в моей душе…
Как же долго я терпела все эти нападки. Пожалуй, в этот удар я вложила всю обиду, что скопилась за все время пребывания в этой школе. Одноклассница продолжает скулить у моих ног, а я внутренне поражаюсь. Надо же, оказывается, что этот удар действенный не только с мальчишками, но и на девчонках работает, вон, как толстуху скрючило, что встать не может.
Конечно, понимаю, что за этот поступок мне придется дорого заплатить. Но пока все в шоке, я разворачиваюсь и бегу в сторону школы, ожидая, что меня догонят и призовут к ответу за этот удар. Пока бегу, спиной чувствую взгляд, который прошибает меня насквозь, но я так и не оборачиваюсь…
Добегаю до класса первая. Звонок еще нескоро прозвенит. Я рано. Влетаю в огромное светлое помещение с проектором и экраном во всю стену и сажусь на свое место. Я напряжена до предела. Внутренне готовлюсь. Жду нападения. Жду, когда за мной придут. В лучшем случае вызовут на ковер к директору, но это вряд ли. Скорее, нападут сейчас всем скопом, а потом и к директору, может, потащат.
Честного боя не жду…
Но странное дело, минуты бегут и ничего не происходит. Ожидание заставляет нервничать еще больше. Проходит достаточно времени прежде, чем дверь открывается и класс начинает заполняться учениками.