Канарейка для Ястреба
Шрифт:
— Добрый день, меня вызывали к директору.
Мужчина неприятно морщится, я явно вызываю у него приступ зубной боли.
— Господин Доре вас ожидает! Не задерживайтесь, проходите, — скупой кивок в сторону дубовой двери с золотой табличкой, и я срываюсь с места как ошпаренная, быстро стучусь. Слышу короткое:
— Войдите.
Оказываюсь в кабинете директора.
Напарываюсь взглядом на мужскую фигуру, восседающую во главе стола, как на троне. С прошлого моего посещения этого кабинета здесь ничего не изменилось.
Глубоко вздыхаю, пытаюсь собраться с силами.
— Здравствуйте, —
— Проходите, мисс Соммерсье, садитесь, — скупо кивает директор.
Исполняю приказ, присаживаясь на самый краешек стула, чинно сложив влажные холодные руки на коленках. Сердце неровно отбивает тревожный ритм.
Мистер Доре смотрит на меня сквозь строгие и лаконичные очки, по его пустому взгляду я не могу понять, обнадежит ли он меня положительным ответом или озвучит приговор.
— Ну что же, мисс Соммерсье. Могу отметить, что вы достойно потрудились на благо нашей славной школы. Вы весьма ценный кадр. Мы, безусловно, оценили ваш вклад в поддержание авторитета школы на всевозможных конкурсах… — легкая пауза и острый взгляд в мою сторону. — За годы руководства этой школой у меня было много выпускников. Однако я все же запоминаю лучших из них. Думаю, я запомню вас.
Господин Доре замолкает, выдерживая многозначительную паузу, заставляя замереть в ожидании приговора.
— Ну что же, не буду долго вас мучить. Вижу, что ждете моего ответа. Поздравляю вас, мисс Соммерсье! Удача к вам благоволит! Вашу кандидатуру утвердили! В этом году именно вы получили стипендиальное место! Желаю вам в будущем таких же успехов! Гарвард вас ждет!
Взрыв. Кажется, что сильнейшая волна ударила меня в голову, окатила своей мощью и выбила почву из-под ног.
От радости забываю, как дышать. Перед глазами темнеет и в какой-то момент я понимаю, что уплываю в обморок.
Заставляю себя сделать судорожный вдох. Чувствую, как по щекам градом льются слезы облегчения.
Директор продолжает безэмоционально наблюдать за моей реакцией. Это сильно смущает и заставляет собраться, вытереть щеки манжетами.
Что вызывает у Доре интересную мимику. Он морщит нос. Согласна. Некрасивый жест. Совсем не по этикету и некультурно… Но я ведь из низов и в меня не вбивали с рождения догмы высшего света.
— Не забудьте письмо, — протянув мне тяжелый конверт, заканчивает аудиенцию директор. — Всего хорошего, Адель.
Дрожащими ледяными пальцами я беру письмо и в полной прострации покидаю кабинет. Как оказываюсь в ученическом коридоре, плохо помню. Просто в какой-то момент нахожу себя стоящей посередине прохода. Со всех сторон шныряют школьники. Время большой перемены. Меня задевают проходящие мимо ученики.
Слышу фразочки:
— Чего застыла…
— Дай пройти…
Я же все еще оглушена. Не особо реагирую на происходящее.
Меня хватают за руку и тянут в сторону окна.
— Ну что?! Что там?! — взгляд натыкается на озабоченное лицо Луизы, которая тащит меня в сторону, чтобы не мешалась под ногами проходящих ребят.
— Адель! Скажи хоть слово!
Молчу. Язык прилип к небу. Требуются секунды, прежде чем с губ слетает заветное:
— Гарвард… меня приняли в Гарвард!
Весь коридор содрогнулся от последующего крика Луизы:
— Ааааааа! Победааааа!
102
Музыкальная тема главы
ADELE — Someone Like You
Пальцы резво бегут по клавишам, а голос стремится ввысь, переливаясь всеми возможными мелизмами, передающими богатейший окрас трогательной мелодии. Я ухожу в резкое пиано, завершаю проигрыш.
Получаю удовольствие от музыки и мира, в котором я существую в эти мгновения. Поднимаю взгляд от рояля и смотрю на спокойное, сухое лицо своего учителя, который отстраненно, приложив руки к острому подбородку и сцепив их в замок, рассматривает картины на стенах музыкального класса.
— Мисс Соммерсье, я слышал новость. Вы получили грант на обучение… — в раздумьях произносит преподаватель музыки.
Мне кажется, что сейчас он говорит сам с собой, но на всякий случай я отвечаю:
— Да, господин Уильямс.
— Ну, что ж, поздравляю, — мой ментор будто расстроен моей удачей.
Я теряюсь от подобного тона и не знаю, что ответить.
Артур разворачивается ко мне на носках, издав неприятный скрежет подошв, трущихся о мраморную поверхность пола. Он упирает в меня свой проницательный взгляд, и я вижу на дне его глаз странный блеск, словно Артура переполняют эмоции, совершенно не свойственные этому строгому и скупому на проявления чувств человеку.
Сейчас он смотрит на меня, будто обдумывая что-то и принимая решение.
Вздохнув, он подходит к секретеру и достает нотные листы, бережно складывает их в аккуратный столбик и вновь смотрит на меня.
— Я вижу вас певицей, Адель, — тяжело вздохнув, произносит мой ментор. — Мне жаль, что вы не идете по пути музыки и творчества. Это, конечно, сложный путь, тернистый, но в вас я вижу стержень, талант и силу духа. Я восхищаюсь вашим голосом. Он невероятен. Музыка — ваше призвание. Вы живете тем, что исполняете. Вы чувствуете ноты и погружаете в мир ощущений своего слушателя. Редчайший талант выводить на эмоции, заставлять души сопереживать… Это дано единицам…
Теряюсь от подобного шквала откровений. За все годы учебы мистер Уильямс едва замечал мой труд. Требуя невозможной отдачи, цепляясь к мельчайшим деталям и разнося своей критикой мое умение и талант в пух и прах.
Наблюдаю, как учитель в нервном жесте запускает пятерню в свои чуть длинноватые волосы. Мне кажется, что этот разговор дается ему с трудом.
Артур замкнутый человек, необычный, эксцентричный. Он гениален. Это я могу сказать, исходя из личного опыта. Наблюдаю, как мой ментор подходит к окну, отворачивается. Кажется, что потерял интерес к беседе. Но я смиренно жду, давая ему собраться с мыслями. Я изучила его достаточно хорошо, чтобы понять, что в эти секунды в нашем общении происходит нечто экстраординарное.