Канарский грипп
Шрифт:
«Надо быстро делать дело — и линять отсюда как можно скорее, — добавил он, радуясь дурному словцу „линять“, верно неизвестному интеллигентику давно минувших времен и тем более дворянскому отпрыску. — Ничего… ничего. Нашу совковую кровушку голубой не перебьешь…»
— Я только приму душ — и сразу отвезите меня к Новой галерее, — решительно повелел он «киборгу». — Я полагаю, что мне здесь хватит пары часов, даже меньше…
«Киборг» только кивнул.
Спустя полчаса Брянова, как он и просил, подвезли к самым ступеням галереи.
Он
Брянов, расстегнув плащ левой рукой, снял его, перекинул через гардеробную стойку, а потом аккуратно передал гардеробщику свою новую… шляпу.
Лестницу устилал как будто тот же самый алый ковер. Он вспомнил ворс — жесткий, при шаге как бы чуть отводящий ногу…
Второй этаж. Зал с правой стороны.
«Не спеши», — предупредил он себя и с коротким облегчением приметил, на каком языке отдал мысленный приказ обоим.
Та, главная картина появилась, а вернее появлялась, самым выгодным образом. Висевшая почти напротив входа в зал, чуть левее, она появлялась, как луна, — постепенно. Сначала Брянов увидел — и вспомнил — часть багета и узкий фрагмент полотна, захвативший только вулкан на заднем плане…
На входе, почти вплотную к косяку, Брянов остановился и переждал первые, опасные мгновения, охватывая весь мрачный, мистический сюжет издали: вереницу понурых, бесцветных душ, подземную реку беспамятства, огнедышащие просторы ада.
Поначалу у него возникло предчувствие нового напора из бездны, напора чужой, давно истекшей, но теперь властвующей над ним жизни, однако он решился подойти к картине ближе, и уже через несколько шагов предчувствие выдохлось.
Эта картина тоже ассоциировалась сама с собой, казалась в памяти Пауля Риттера неким самодостаточно инородным телом. В ней практически отсутствовал цвет: смешивались только белый и черный. Огнедышащее жерло вулкана было передано лишь оттенками серо-черной монохромии, хотя в памяти Риттера ясно запечатлелся густо-багровый отсвет.
«Ну, выцвести она не могла…» — рассудил Александр Брянов.
Там уходили к реке бледные тени, на другой стороне потока становясь темными и притом, однако, прозрачными…
Тот, кто приближался к картине, оказывался в хвосте безвольной, уходившей в преисподнюю вереницы душ.
Брянова занимал здесь иной феномен, и поэтому жутковатая перспектива не произвела на него впечатления, на которое, вероятно, рассчитывал художник. Теперь полотно хранило еще одну тайну, принадлежавшую вполне материальному миру и обращенную к чисто техническому
Вереница теней, река, вулкан…
Брянов терялся в догадках.
Выходило так: либо он глупее Пауля Риттера, а тем более Элизы фон Таннентор, либо сам Риттер опять — совсем не вовремя — надумал отмалчиваться.
Тени, река, вулкан… И над всем — черное, как залежи каменного угля, небо…
Он пригляделся к золотой «бирке» на нижней перекладине рамы:
«Неизвестный художник. Вторая половина XVIII века. „Тартар“.
„Может быть, число этих покойников? Или размеры?“ — хватался он за самые невероятные гипотезы.
„Число покойников“, сливаясь, растягивалось в бесконечность. Размеры картины — примерно метр на полтора — отталкивали изощренный ум своей геометрической примитивностью.
„А что, если цифры просто-напросто на обратной стороне?!“ — Он отошел в сторону и огляделся. Непростых посетителей в зале оказалось поровну с самыми обыкновенными: снизу подтянулись сопровождавшие Брянова лица — „киборг“ и двое его подручных. Они вполне естественно и мило разыгрывали роли атлетических любителей живописи. Натуральных же любителей бродило тут в будничный день всего ничего: одна молодая пара и две рафинированные пожилые туристки, раскатисто ворковавшие по-американски. Еще около дверей находилась нейтральная фигура: дремавший на стульчике старичок смотритель.
Расстановка сил немного взбодрила Брянова, и он, встретившись взглядом с „киборгом“, даже кивнул ему, как своему человеку, прося о поддержке.
Брянов решился.
Он сделал шаг сбоку к картине, взялся левой рукой за багет и, резко отведя картину от стены, занырнул под нее, как в потусторонний мир.
Мир не рухнул.
Даже американское воркование не прервалось.
И Брянов с хладнокровием музейного грабителя внимательно осмотрел весь холст.
Гениальная догадка оказалась бесплодной, как и весь холст с обратной стороны.
И Брянов выступил „из-за кулис“ в полной растерянности.
Его неудача не скрылась от соглядатаев, и они сделали вид, что их в зале еще много чего интересует…
Старичок же продолжал дремать…
„Все! Еще раз посмотрю — и пора сдаваться“, — подумал Брянов, зная, что сдаваться нельзя и придется здесь ночевать…
Он снова вгляделся в вереницу, в ртутные воды реки…
— Ну, кто последний? — шепотом пробормотал он, по ходу дела невольно осознав замысел творца. — Я тут каким по счету буду?
— Герр Риттер? — услышал он позади себя скрипучий голосок. — Пауль Риттер?
Он не удивился. Отчаявшись, он так же отчаянно поверил в такую разгадку и, обернувшись, улыбнулся старичку смотрителю, который тихонько подошел к нему.
Смотритель вынул руку из пиджака — и пистолет стал поворачиваться в грудь посетителю Новой галереи…
Хлопок, раздавшийся сбоку, откинул голову старика и словно оттолкнул его самого в сторону…
Брянов увидел багровое пятно на голове лежащего старика… и сразу замелькало у дверей… и послышались новые хлопки… и кто-то еще кинулся куда-то и упал.