Канарский вариант
Шрифт:
И тут, забыв о цели погружения, руководимый неясными подозрениями, я, уяснив какую-то неестественную легковесность артиллерийского снаряда, набравшись смелости, взял его в руки.
И понял: держу полую гильзу. Закупоренную и - в чем убедился уже окончательно - со странным отсутствием капсюля.
Я дернул сигнальный конец три раза, оповещая борт о подъеме.
Увидев в моих руках заплесневелый снаряд, друзья-товарищи разродились комментариями, изобилующими ненормативной лексикой.
Мне
Соскрябав с гильзы зеленовато-серый водяной мох и накипь всевозможных отложений, мы различили утолщение на ее горловине, похожее на завинчивающуюся цилиндрическую крышку с конусообразным притоплением.
Надев плотные резиновые перчатки, Вова поднатужился, пытаясь крышку отвернуть. Я, способствуя его усилиям, соответственно вращал гильзу в обратную сторону.
Довольно быстро мы умаялись, и попытку вскрыть тубус повторили Сергей с Васей.
Прикипевшая резьба неохотно сдвинулась.
Завороженно глядя на постепенно открывающиеся мелкие витки оголенно-свежей, теплой от вращения латуни, мы удалили заглушку.
Я осторожно заглянул в глубину тубуса.
– Что там?
– свистящим шепотом вопросил папа.
– Привет с того света… - Я тряхнул гильзу, вытащив из нее запакованный в тонкую вощеную бумагу тряпичный рулон.
Рулон составляли два холста.
Мы осторожно развернули первый.
На нас, сгрудившихся в океане людей, смотрел, улыбаясь из темноты уютного подвальчика, сидевший за уставленным снедью столом краснолицый весельчак в средневековом камзоле, воздевший в приветственном тосте украшенный вязью кубок.
– И вам не болеть, - сказал Вова извлеченному со дна морского весельчаку.
– Вот вам и золото, - резюмировал внезапно осипшим голосом папаня.
Сергей настороженно оглядел пустыню океана. Проронил:
– Ну и сколько же там этих гильз?
– Двенадцать!
– ответил я, готовясь к срочному погружению и понимая, что два ящика очутились на центропосту не случайно.
При задраивании поврежденного отсека капитан, наверняка предупрежденный об особой ценности именно этих контейнеров, приказал перенести их в надежное и сухое место.
Позднее, видимо, полюбопытствовав о содержимом ящиков, их вскрыли, но на раскупорку тубусов уже не хватило времени, сил, да и желания, наверное…
Пусть бы в них содержались все сокровища земные - кому они были нужны в стальном склепе затонувшего крейсера?
Мчась в «Мерседесе» к дому, мы то и дело настороженно оглядывались на заднее стекло машины в закономерной боязни слежки.
Однако обошлось без неприятных накладок: и мафия, и опасные проходимцы-одиночки разочарованно и бесповоротно закрыли для себя тему, связанную с подводными сокровищами и сопутствующим ей устранением конкурентов.
Своим находкам мы были рады, но безоглядному ликованию препятствовала та угнетающая мысль, что отныне мы стали обладателями двадцати шести полотен, считавшихся наверняка утраченными во время войны шедеврами.
Впрочем, каждого из нас данная мысль угнетала по-своему.
– Где искать надежного покупателя?
– хмурился, покусывая губы, Вова.
– Да и с каталогами надо свериться, узнать, что почем…
– Реализация, - озабоченно втолковывал нам чекист, - самая главная вещь в любой коммерции. Это я к тому, чтобы не только не прогадать в цене, но и не нарваться на Интерпол или же мафию.
– Картинки могут стоить не только денег, но и жизни, - вдумчиво соглашался папаня.
– А как быть с моральным аспектом?
– внезапно осведомился Василий.
– Ась, господа алчные авантюристы? У нас же в руках общемировые ценности, между прочим! А если официально как-то, а?..
– Официально ты получишь грамоту в поощрение за благородство, - откликнулся папаня.
– А может, медальку из золота самоварного. Не майтесь дурью! Моральный аспект! От людей ушло, к людям и придет, чего там базарить! В нужный час все по музеям разместится, а пока, друг, нам надо кушать, усек? И катер твой не морскую водицу предпочитает, а дорогой нефтепродукт!
Прагматические папанины рассуждения, далекие от упадочного идеализма, были приняты за идеологическую первооснову наших дальнейших действий.
В итоге чекист сказал:
– Теперь, братцы, нам предстоит многоэтапная долгосрочная операция. И мне, чувствую, будет чем заняться.
Вечер и половину ночи провели в пьянстве и в обсуждении механизма превращения уникального художественного собрания в безликую денежную массу.
Проснувшись с тяжелыми головами к полудню, обнаружили отсутствие Василия и нашего «Мерседеса». Следуя элементарному умозаключению, заглянули под кровать исчезнувшего партнера, где хранились тубусы. Естественно - тю-тю!
Володька, спавший в той же комнате, что и кидала, лишь сокрушенно вздыхал, разводя руками.
– Хорошо не жили, не хрена и начинать!
– с досадой кряхтел папаня.
Взяв у Лены машину, я и Серега покатили к причалу, где обнаружился «Мерседес» с оставленными в замке зажигания ключами.
Катер Василия, надо полагать, уже давно растаял в дымке голубой.
Вдрызг расстроенные предательской выходкой вчерашнего высоконравственного моралиста и непритворно скорбя об одержавшей верх над чувствами дружбы и солидарности корыстью, мы вернулись домой, поведав о необратимой утрате нашего капитала довольно спокойно выслушавшим нас папане и Вове.