Канарский вариант
Шрифт:
Из спальни Лены донесся смешок и невнятный веселый голос Володина.
– Ну ладно.
– Она высвободилась из кольца его рук. Открыла холодильник, достав бутылку шампанского. Сказала
– Пошли спать, Серега!
ЭПИЛОГ
На следующей неделе я отбывал в ответственную командировку на восточное побережье Соединенных Штатов.
Провожавший меня в аэропорт Володька внезапно притормозил на пятачке в горах, остановив машину на узкой обочине.
– Давай-ка выйди, - предложил вдумчиво.
– Скажи острову «до свидания». Как полагается…
Он верно выбрал место стоянки. Отсюда виделось все: горы, небо, вода, все стихии… Без прикрас. Вся суть…
Я вышел на утоптанную площадку над обрывом.
Дул теплый настойчивый ветер. Океан смеялся рассыпанной улыбкой миллионов солнечных бликов.
И вдруг сбоку мелькнула тень.
И прилетел ворон. Одинокий, случайный.
И если я удивился ему, то лишь чуть. Наверное, так должно было случиться.
Я смотрел в живые бусины его глаз, а ворон спокойно приблизился ко мне, будто знал, что мы понимаем друг друга и нужны сейчас, здесь, в этот час, в этой жизни.
Я прошел к машине, обнаружив, к досаде своей, лишь пакетик орешков в кармашке сумки, и, не зная, понравятся ли они вещей птице или же нет, вновь вернулся к обрыву.
Ворон взял желтый катышек с ладони, покосившись на рассыпанный под его кожистыми ногами арахис, а потом мы просто сидели, глядя на вечное небо и вечную землю, и в глазах птицы тоже стыло отражалась вечность, и ветер отверзывал перья ворона, открывая серую подпушку, и казалось, что в следующее мгновение вечность, царящая здесь, отменит время…
Впереди же был Тенерифе - праздничный и праздный. А после - очухивающийся от снежной и долгой зимы Нью-Йорк.
И только в сумерках ночного салона «боинга» я вдруг не то понял, не то озадачился:
«А вдруг это был тот ворон?»
1998 г.