Канатоходцы
Шрифт:
– Поспешим, - прервала мои раздумья Линнет, - нас ждут.
– Прости, задумался… Кто ждет?
– Сюрприз.
– Долго еще?
– Пришли, - сказала она, оглянулась, свернула за угол, потянув меня за руку, толкнула плечом дверь какого-то подъезда.
– Сюда.
Мы спустились в полуподвал, открыли скрипящую дверь, прошли по темному коридору со множеством кабелей, протянутых прямо по стенам, подошли к стальной двери с вечной надписью о нежелательности посторонних. Линнет постучала негромко, и из-за двери спросили:
– Кто нужен?
– Почта для Седьмого, - сказала Линнет.
Дверь открылась. На пороге стоял невысокий
Старик отступил, давая дорогу.
Мы прошли через низкий машинный зал, поднялись по ступенькам к стеклянной будочке в конце его.
– Входите.
– Голос был мне знаком.
В тесной комнатке - судя по оборудованию, пультовой - на табуретке сидел Мак-Брайт, а рядом на стуле - незнакомый мне человек лет сорока.
– Привет, Чабби, - сказал Мак-Брайт.
– Знакомься.
Незнакомец поднялся и, прихрамывая, подошел ко мне.
– Доктор Стоун, - протянул руку.
Я пожал ее, вспоминая, где я слыхал это имя, вспомнил и с уважением посмотрел на Стоуна.
– Рад познакомиться. Мое имя Лайк.
– Слышал, - сказал доктор.
– Я о вас тоже…
– Завели канитель, - усмехнулся Мак, - интеллигенция… - И Линнет негромко: - Девонька, погуляй по залу с полчасика, посмотри хозяйство Блисса.
Мы остались втроем в тесной комнатушке, где, кроме трех зачехленных пультов, стояли какие-то ящики, а за ними, в углу, виднелась еще одна дверь.
– Там подсобка, - сказал Мак-Брайт.
– Мы одни, не волнуйся.
– Я не волнуюсь, я удивляюсь.
– Чему?
– Что это за игры, Мак? Непонятные приказы, непонятные действия, непонятная конспирация. Заметьте: я не спорил и не спрашивал - подчинялся. Хотя зачем - один Бог знает. В конце концов, я здесь не для того, чтобы отбирать лавры у мифических богатырей, у меня несколько иная задача.
Мак-Брайт усмехнулся устало, потер ладонью глаза: они слезились, как после бессонной ночи, даже не одной - нескольких. И я пожалел, что был резок с ним: измучился, измотался.
– У нас одна задача, - сказал он тихо, почти шепотом, и доктор кивнул ему, словно соглашаясь, - и ты ее знаешь, Лайк. Ты мне не подчиняешься, и я не вправе тебе приказывать. Но любой мой приказ - это приказ Первого или с ним согласован. Кстати, твое участие во вчерашней акции - вообще его замысел. Он мне его не объяснил, некогда было. Встретишься с ним - сам спросишь.
– Он поймал мой удивленный взгляд, махнул рукой: мол, не перебивай, объясню.
– Да-да, встретишься, и скоро - он сам назовет день. И это тоже не моя идея - его… Теперь о главном. У доктора Стоуна есть кое-что по твоему ведомству: послушай, пригодится…
Он замолчал. Доктор тоже молчал, изучающе глядя на меня. Я не любил многозначительной тишины, поэтому немедленно ее нарушил:
– Несколько вопросов, Мак. О вчерашней акции.
Тот кивнул: спрашивай.
– Спрошу кратко. Как? Что? Почему?
– Акция дерзкая, - начал Мак-Брайт, - но не первая, связанная с Корпусом безопасности, точнее - с его тюрьмой. У нас там тоже есть свои люди, и мы всегда осведомлены о внутреннем распорядке, о правилах, о положении подследственных. Даже план тюрьмы со всеми коммуникациями имеем… Расчет строился на привычке людей не замечать будничное, каждодневное. Если мусорная машина из года в год в строго определенные часы дважды в сутки приезжает на
– Знаю, - кивнул я, - видел…
– Вот как?
– Мак-Брайт удивленно посмотрел на меня, но, ничего не спросив, продолжил: - Раз уж ты и там побывал, то, наверно, обратил внимание: от люка до камеры Дока - всего метров сорок, сразу за ней коридор поворачивает вправо, и метрах в пятидесяти от поворота сидит дежурный. Он для нас безопасен, ибо его дело - сидеть, а не шляться по коридорам, как это делает рядовой полицейский. А этих рядовых двое: один у камеры, второй у люка. Тот, что у камеры, должен был быть одним из наших…
– Осечка вышла?
– поинтересовался я.
– Осечка, - подтвердил Мак-Брайт.
– Парня накануне перебросили в другой караул. Что же делать? Отменять акцию? Но Дока не сегодня-завтра переведут в Централ-распределитель, а там - ищи его… В общем, решили рискнуть, а на всякий случай ввести в дело еще одного.
– Меня?
– Тебя. Это Первый предложил, я уже говорил тебе. Какие у него мотивы - Бог знает, а мне твое участие совсем не мешало. Хочешь знать почему? Да потому, что Кодбюри-старший - фанфарон и актер. Любит поработать на публику. Охранник неплохой, злой, решительный, опытный, только ему бы действовать, а не лицедействовать. Ты оказался подходящим зрителем, вероятно, даже подыгрывал, где надо. А время шло. И работало на нас. В общем, главное ты видел. А теперь перейдем к делу, непосредственно тебя касающемуся. Я об этом в Центр донесение послал.
– О чем?
– О золоте на федеральном шоссе. Сын нашего человека был свидетелем довольно странной аварии: перевернулся электрокар на шоссе, а из кузова выпало несколько больших золотых брусков.
– А охрана?
– спросил Док. Голос был глуховатый и, пожалуй, слишком тихий: болезнь горла у него или просто усталость?
– Была охрана, - подтвердил Мак-Брайт.
– Только странновато одета: в защитных скафандрах. Мальчишка так и сказал: «космонавты». Золото не излучает, так от чего прятаться?
– Любопытно, - сказал доктор, - а еще, пожалуй, любопытнее то, что мои сведения кое-что объясняют в этой аварии. Видите ли, - обратился он ко мне, - я проходил по следственной категории «Семь - главная», иначе говоря, по делам особо важных государственных преступников. В ходе следствия тут могут быть применены любые методы дознания, в том числе и показательный допрос. Не буду утомлять подробностями, скажу лишь, что подвергнутый такому допросу - уже смертник. Спасти его может лишь чудо, - добавил без тени усмешки, - как это и было со мной. И потом уже, допрашивая меня, следователь ничего не скрывал, пытаясь запугать, заставить просить пощады. Он ведь знал, что ничем не рискует: все государственные тайны были бы похоронены со мной на Второй Планете.