Канатоходцы

Абрамов Сергей Александрович

–  Стив обещал подъехать, - сказал Джин, а Жаклин добавила саркастически:

–  Если проспится.

–  Губите вы его, ребята. Пить он не умеет, а пьет.

–  А мы-то что можем сделать?
– искренне удивился Джин.

–  Остановить его. Поговорить. Отцу, наконец, сообщить.

Джин задумался.

–  Отцу - это идея, - сказал он.

–  Опасная идея, - снова вмешалась Жаклин.

И я подумал, что она не слишком любит заносчивого Кодбюри и не скрывает этого. Тут я с ней вполне солидарен, даже союзник.

Вот о чувствах Дикого и Джина к ней самой я пока не знаю. Интересно, догадываются они о ее профессии? Джин не дурак, вероятно, догадывается.

–  А что может сделать отец Дикого?
– спросил я.

–  Экономическая блокада - раз. Физическая расправа - два. А три… наш Дикий папашу боится, проверено. Вот и слетаем к папаше, пока Алина не выступила. А ее выход в два. Успеем вернуться.

–  Он же на дежурстве, - сказала Жаклин без всякого удивления, видимо привыкшая к моментальным решениям Факетти.

–  Ну и что? Поедем в управление. Ему сейчас скучнее, чем нам: попробуй подежурь ночью.

–  Ты, конечно, сумасшедший, - пожал плечами Жаклин, - но Бог с тобой, едем. Часа нам хватит?

А Джин хохотнул только:

–  Зачем больше? В полчаса управимся.

…Полицейский в бюро пропусков Корпуса безопасности некоторое время внимательно слушал нас, разглядывал водительские права Джинна - все-таки какое-то развлечение, - потом, позвонив куда-то, сказал строго:

–  Проходите. Второй этаж, кабинет…

–  Знаем, знаем, - прервал его Джин и шепнул мне: - Старик, наверно, решил, что к нему явился Факетти-старший.

–  Полагаю, он и младшего жалует, - сказал я.

–  Еще бы не жаловал! Все Кодбюри - из породы бесхребетных. Где дорого, там и гнутся. Впрочем, сам увидишь.

Я взглянул на часы: без двадцати семи два.

В приемной сидел мрачный детина с нашивками сверхсрочника и что-то писал. Увидев нас, осмотрел недовольно, нажал кнопку селектора:

–  К вам трое.

Из селектора рявкнуло:

–  Сейчас выйду.

Огромная резная дверь в кабинет дежурного чуть-чуть приоткрылась, впрочем, достаточно, чтобы я увидел на стене мигающую объемную карту города и огромный пульт посреди комнаты, оттуда выскользнул, именно выскользнул, а не вышел, маленький человечек в шитом золотом полицейском мундире без всяких знаков различия. Он был толст, лыс, коротконог и совсем не походил на Дикого.

–  Рад вас видеть у себя, господа, - прожурчал он, сдвинул кобуру с лучевиком на живот, плюхнулся в кресло-раковину.
– Как здоровье отца, Джин? Впрочем, знаю-знаю, имел честь говорить с ним вчера… Да вы садитесь, будьте как дома, если можно считать наш Корпус домом… Так что же привело вас ко мне в столь поздний час, когда маленьким детям пора бай-бай?
– Вся эта чепуха была выстрелена без малейшей улыбки.

–  Маленькие дети уже бай-бай, - сказал Джин, усаживаясь напротив.
– Я имею в

виду Стива. Собственно, из-за него мы и пришли.

–  Что же он натворил, этот шалун?
– спросил вкрадчиво Кодбюри-папа, и я успел заглянуть ему в глаза прежде, чем он опустил их. Страшные это были глаза: холодные, жесткие, колючие - они совсем не монтировались с обликом толстяка, этакого доброго гнома - чужие глаза, принадлежащие человеку без жалости, роботу с программой на черствость.

–  Как вам сказать, - начал было мямлить Джин, но не успел: над головой детины с нашивками вспыхнула красная надпись «ТРЕВОГА», и плотную ночную тишину здания разорвал вой сирены.

–  Простите, господа. Поговорим в другой раз.

Кодбюри встал, расстегивая кобуру, вынул лучевик, щелкнул предохранителем, кивнул сержанту:

–  Проводите гостей…

–  Послушайте, Кодбюри, - раздраженно сказал, Факетти, - можете объяснить, что происходит?

Тот улыбнулся впервые - только дрогнули уголки губ.

–  Как слышите, тревога.

–  Сбежал кто-нибудь?
– Я спросил это, не вставая с кресла, стараясь говорить как можно небрежнее.
– Бывает… Вы, кстати, переставьте диапазон на прицеле: у вас там полтораста - все здание разнесет…

Он посмотрел на лучевик, передвинул бегунок диапазонов, спросил удивленно:

–  Знакомы с оружием?

–  Более чем знаком - в дружбе.

–  Он у нас новенький, - засмеялась Жаклин: ей было явно наплевать и на Дикого, и на тревогу, и на самого хозяина.
– Пилот-профессионал, герой на половинном окладе, первый друг Джина и Стива.
– Дайте ему лучевик - всех врагов перебьет.

Я не был против своевременной идеи Жаклин.

–  А что? Давайте попробуем! Я сейчас без работы: понравлюсь - возьмете на службу.

Кодбюри несколько секунд пристально смотрел на меня, потом подошел к столу сержанта, нажал какую-то кнопку:

–  Доложите обстановку.

Из динамика на столе раздался взволнованный голос:

–  Восточный блок. Круг дубль. Побег заключенного.

–  Номер?
– отрывисто спросил Кодбюри.

–  Девяносто второй.

–  Результаты?

–  Блок оцеплен. Дополнительных сведений нет.

–  Идиоты!
– выругался Кодбюри и крикнул в микрофон: - Стягивать оцепление! Иду к вам.

Он оценивающе посмотрел на меня:

–  Хотите пострелять, лучший друг Джина?

Я по-прежнему полулежал в кресле - очень уж оно располагало к отдыху, - бросил лениво:

–  Буду рад.

–  Держите!
– Он кинул мне лучевик, я вскочил, поймав его на лету.

–  Неплохо.
– Кодбюри открыл ящик стола, достал второй лучевик, проверил диапазон.
– Дежурный, остаетесь здесь, следите за тем, чтобы наши гости были в безопасности.
– И уже к Джину: - Постараюсь развлечь вашего друга.
– И покатился к двери.