Канцелярская крыса
Шрифт:
Герти был так потрясен этим, что даже не подумал о бегстве. Стоял и молча таращился на зажатый в руке дымящийся револьвер, пока кто-то из угольщиков не двинул его по затылку, отчего в голове появилась тягучая мягкая слабость, быстро наливающаяся темнотой, как сумерки Нового Бангора. Секундой спустя он сам уже падал в непроглядную и бездонную угольную шахту.
???
Угольщики готовились к празднику. Ковыляя на своих обугленных конечностях, норовивших подломиться в суставах, они стаскивали к трону все топливо, которое могло найтись на Пепелище. Старые доски, пережившие, должно быть, гибель Ржавого Рубца, обгоревшие корневища, мелкий древесный сор, даже угольную пыль. Их энтузиазм был так велик, что,
За приготовлениями он наблюдал из крохотной клетушки, стоящей неподалеку. Недостаточно высокая, чтобы позволить ему встать на ноги, собранная из ржавого хлама, являвшемся здесь самым распространенным материалом, она, к досаде Герти, оказалась достаточно прочна, чтоб уверенно противостоять всем его усилиям. Скорчившись в ее углу, он вынужден был наблюдать за тем, как угольщики оживленно снуют кругом, запасая топливо для праздника. Топлива набралось уже много, целая груда, достаточная для того, чтоб топить обычный камин несколько месяцев кряду, но угольщики все не успокаивались. Хрипло смеясь, они стаскивали к трону все новые и новые припасы. Все, что им удавалось обнаружить в своем ржавом, пропитанном пеплом, логове.
«Они не просто хотят меня сжечь, — подумал Герти. Ужас в нем разгорался все сильнее, чем больше дров собиралось возле трона, точно они уже питали это внутреннее, горящее в нем, пламя, — Они нарочно запасают такую груду топлива. Хотят, чтобы праздник длился как можно дольше. Они будут поддерживать пламя в троне долго, очень долго, заботливо подкармливая его щепками и углем. Достаточно долго, чтобы человек, привязанный к нему, изошел криком до такой степени, что глотка превратится в обожженную язву. Возможно, это будет длиться целыми днями. Много-много часов, заполненных одной лишь только болью…»
Герти пытался протестовать, потом ругаться, потом призывать на головы угольщиков всевозможные кары, включая те, что имеются в арсенале Канцелярии, но ровным счетом ничего не добился. На него попросту не обращали внимания. Все его мольбы и ругательства воспринимались оживленными угольщиками не внимательнее, чем воспринимается клокотание гуся, которому судьбой уготовано этим же вечером обливаться собственным жиром в печи. Слова уже ничего не могли изменить. И ничто не могло.
Идиот. Круглый идиот, сам забравшийся в печку, точно ведьма из старой сказки. Мистер Беллигейл предупреждал, что не стоит лезть к угольщикам. Муан предупреждал. Собственные инстинкты, и те предупреждали. Но вместо того, чтоб послушать их, он устремился очертя голову в самый омут, который вот-вот утащит его на глубину. Доверился ерунде, что нес любитель ванили, явившийся из будущего. Остров хранит Гилберта Уинтерблоссома… Острову нужен Гилберт Уинтерблоссом… У острова особенные планы на Гилберта, чтоб его, Уинтерблоссома…
От злости на самого себя слюна во рту делалась едкой, как кислота из аккумулятора. Увы, разъедать железо она была не властна.
С другой стороны… Герти вновь и вновь вспоминал щелкающий у виска револьвер.
Клац. Клац. Клац.
Разряженный револьвер, клацнувший ему в ухо ровно шесть раз. После чего превративший лицо Паленого в подобие разбитого цветочного горшка. Капсюль не сработал. Выстрела не было.
Уже в клетке Герти дрожащими пальцами вытащил из кармана оставшиеся пули. Сперва ему показалось, что их пять. Пять латунных цилиндров приятной тяжести. Но оказалось, что только четыре. Пятый был лишь пустой гильзой, слабо пахнущей жженым порохом. Это значило, что он ошибся. На ощупь сунул в револьвер снаряженный патрон, будучи уверен в том, что сует стрелянную гильзу. И по какой-то причине не снес себе голову, спустив курок шесть раз подряд.
Что это значило? Что Новый Бангор и в самом деле имеет свои планы на мистера Уинтерблоссома? Или что невидимые часы отсчитали еще одно деление, а их минутная стрелка оказалась где-то поблизости от двенадцати, за той чертой, где заряженные револьверы стреляют лишь по собственному желанию?.. Герти отчаянно не хотелось испытывать судьбу и дальше. Стоит ли надеяться, что раскаленный трон остынет сам собой? Слишком слабая надежда.
Герти тоскливо наблюдал за тем, как растет куча дров. С каждой новой доской его отчаянье разрасталось внутри, как раковая опухоль, от нее по всему стелу неслись метастазы, вызывающие дрожь и слабость. Еще немного и, пожалуй, угольщикам придется на руках нести его к трону…
Его Поджаренное Величество король Гилберт Первый.
Герти лихорадочно пытался сообразить, как выбраться из клетки. Но мозг, парализованный страхом, действовал вяло и медленно, как наглотавшийся успокоительных таблеток старик. К тому же, даже возникни в нем блестящая мысль, оперировать было бы нечем. Весь арсенал Герти, на который он не так давно возлагал надежды, оказался утрачен в силу различных причин. Трость с клинком так и осталась у Муана. Разряженный револьвер утащили угольщики. Автоматический пистолет достался Паленому вместе с осколками черепа и угольной трухой. На память о потайной кобуре с дерринжером у него самого осталось лишь саднящее ощущение на голени, следствие натертой кожи. Впрочем, это ощущение, наверно, перестанет ему досаждать после того, как его ноги ощутят весь жар трона…
На всякий случай Герти тщательно обыскал свою одежду, перепачканную, как у бродяги и висящую клочьями, надеясь найти хотя бы позабытую портным булавку, но ровным счетом ничего не нашел, если не считать болтавшихся в кармане патронов и собственного бумажника, чье содержимое представляло собой несколько чистых листов, некогда бывших его командировочными документами. С таким арсеналом ему не справиться и с кухонной мышью. Патроны совершенно бесполезны без ствола, а из бумаги не изготовить ничего серьезнее веера.
«Ты влип, Уинтерблоссом. Теперь ты по-настоящему влип. Остров долго вытаскивал тебя из неприятностей, как непоседливого ребенка, но, видно, и ему надоело маяться с тобой. Он наигрался. И дал понять, что с него довольно».
Эту мысль, ноющую и неприятную, как несварение желудка, не удавалось выгнать из головы. И чем больше Герти размышлял об этом, тем сильнее убеждался в том, что именно так все и обстоит.
Остров позвал его, испустив зов на особенной волне, недоступной для человеческого уха, но отчего Брейтман решил, будто Герти предначертано выполнить в Новом Бангоре какую-то миссию? Что, если он с самого начала был лишь покорной воле острова игрушкой? Остров попросту забавлялся тем, как лондонский деловод, слишком простодушный и наивный, чтобы замечать неладное, попадает в неприятности, которые сам же и обрушивает на свою голову. Как иначе объяснить то огромное количество самых невероятных и скверных историй, в которых он оказался замешан, сойдя три месяца назад с палубы «Мемфиды»?.. Остров забавлялся, вытаскивая его из лужи в совсем уже безнадежных ситуациях, стрелки невидимых часов порхали, отмеривая тщательно выверенные порции невозможного для того, чтоб мистер Уинтерблоссом не сложил голову преждевременно. Но у всякой игрушки, будь она самой дорогой и купленной в лучшем универмаге Сити, есть существенный недостаток. Рано или поздно про нее забудут. Детям не свойственна ностальгия, они не ценят прошлого. Наигравшись с любимым плюшевым медвежонком или игрушечной яхтой, рано или поздно они оставляют своих любимцев валяться на садовых дорожках.
Быть может, остров по-своему тоже ребенок, вынырнувший в океана небытия и слишком ветреный, чтобы иметь что-то общее с незыблемыми контурами материального мира, неумолимо зафиксированного в миллионах карт и атласов. Вздорный, легкомысленный, слишком непоседливый ребенок, который творит то, что ему заблагорассудится и знать не знает о серьезных взрослых вещах вроде законов физики, которые не дозволяется менять, и законах логики, сложных и скучных. Он попросту играется с часами нереальности Брейтмана, переводя стрелки как ему вздумается, и радостно смеясь, наблюдает за образовавшимся хаосом. Это ведь так по-детски… А серьезные джентльмены из будущего ломают головы, убеленные благородными сединами, пытаясь разобраться, что тут, черт возьми, происходит. И никак не могут найти ответ.