Канцелярская крыса
Шрифт:
Бойл обескуражено покачал головой.
— Не друзья, значит… Жаль, жаль. Расстроил ты меня, парень. Не друзья, понимаешь… Это очень жаль, что не друзья. А ведь могли бы быть друзьями! Ведь могли бы! Щука — парень гонористый, но я его знаю с тех пор, как он мальком куцым был, ему друзья нужны. Слушай, зубастый, а может, не все потеряно, а? Как думаешь? Может, у вас еще будет шанс подружиться? К примеру, я прикажу запихнуть вас обоих в бочку, плавник к плавнику, обручи набить, да и в море с лодки кинуть, а? И будет у вас время поговорить по душам, да и дружбу завести.
Голос Бойла стал вкрадчивым, почти интимным. Говоря, он ласково улыбался то Щуке, то Герти, и во взгляде его совершенно не было злости. Это пугало больше всего. Страшный человек, понял Герти. Не просто опасный. Смертоносный, как шип ската-хвостокола.
Ему не нужна злость, для того, чтоб причинить кому-то боль. Он дышит болью, он любит боль, он самый законченный садист, давно осознавший, что сопровождающая насилие злость лишь второстепенное, стимулирующее чувство, затмевающее восприятие. И что боль лучше всего причинять с улыбкой, испытывая от этого искреннее удовольствие и сознавая это.
— Можно и так, — сказал Герти, ощущая до чего мало слюны во рту, — Только тебе же хуже выйдет.
— Ну да? — искренне удивился Бойл.
— Только из-за Щуки твое заведение еще на плаву. Хотя, честно говоря, я удивлен тому, как тебя еще не вышвырнули из рыбного бизнеса. Дело здесь поставлено просто отвратительно.
Бойл провел ладонью по редким волосам, похожим на клочковатые белесые водоросли.
— Да ты, видно, и в самом деле не только зубастый, но и языкастый, значит… Омас, не отрезай пока ему язык. Если вздумаешь оттяпать себе кусочек этого джентльмена, возьми губы или ухо.
Омас, тип с оспиной, осклабился. Бритва, танцуя и приплясывая, медленно двинулась по губами Герти. Но Герти знал, что замолкать сейчас нельзя. Только не замолкать.
«Молодец, салага, — одобрил воображаемый полковник Уизерс, — Так держать! Как знать, может и выплывешь из этого водоворота…»
— Заведение ни к черту! — решительно сказал Герти, чувствуя привкус стали на языке, — Грязно, вонь, духота… Приборов к рыбе никаких нет, посетители жрут, как собаки… Мало того, если бы хоть рыба была стоящая!..
Бойл медленно повернулся к Герти. Позволив Щуке, которого он все это время изучал ласковым светящимся взглядом, всхлипнув, сползти по стене.
— А что тебе в моей рыбе не так?
— Не годится рыба, — просто сказал Герти.
Обволакивающий взгляд Бойла теперь был устремлен прямо на него. Герти опять чуть не вырвало, как в подвале, потому что взгляд этот, лучистый и умиротворенный, был смертью в ее чистом, не дистиллированном, проявлении. Он обещал мучения и пытки, каждый стон которых будет вобран чужими ушами, как нота модной увертюры. Он обещал гибель, страшную, тяжелую, гадкую. «А ведь у него тоже рыбьи глаза, — вдруг сообразил Герти, — Вот отчего они кажутся такими спокойными. И верно, точно рыба пялится в душу…»
— Чем тебе не угодила моя рыба?
— Сама рыба хороша. Вполне свежа. Разделана даже верно, что не так часто бывает. Но сразу видно, что готовить ее здесь никто толком не умеет. И сервируете как вздумается. Куда это годится? Вы же убиваете весь ее дух, всю ее соль. Никчемный перевод хорошего продукта, вот что это. То же самое, что топить камин хорошим табаком или заправлять выдержанным виски лампу.
Бойл медленно провел пальцами по бороде, стряхивая чешую. Крутясь, как листья чудного подводного дерева, та полетела на грязный пол.
— Интересно говоришь, моллюск зубастый. Только вот не пойму я тебя, значит. Что еще значит, готовить не умеет? Как ее еще прикажешь готовить? Есть рыба вареная, есть жаренная, есть копченая и сушеная. Может, тебе известно, как еще рыбу приготовить можно? Откуда же такие мудрецы ко мне в гости являются?
— Мне известно, — твердо сказал Герти, чувствуя, как дрожат поджилки, — Более того, я знаю десятки, а то и сотни способов приготовить рыбу. Вы просто не понимаете, что с ней делать. Обращаетесь с ней, как дикари. Вареная, жареная… Тьфу. Слушать тошно. Расскажи я в Европе о том, как вы готовите рыбу, там решили бы, что в Новом Бангоре живут сплошь дикари!
— Так ты, значит, к нам из Европы пожаловал?
— Да. Но жил я не только там. Был на Суматре, Лабрадоре и Мальте, был в Сиаме и Эквадоре. Был даже на Камчатке.
— И везде так неуважительно относился к уважаемым людям и их заведениям?..
Бритва перестала скользить, упершись в верхнюю губу Герти.
— Я везде изучал рыбную кухню. Способы приготовления рыбы. И могу без ложной скромности сказать, что добился в этом определенных успехов. Я знаю, как сделать рыбу особенной. Не такой, как вы едите. Гораздо, гораздо лучше.
Герти почувствовал, что здесь надо замолчать. Ощутил интуитивно. Замолчать, пусть даже ледяная бритва впилась бы в кожу. Опытный рыбак знает, что умение правильно подсекать — не последнее дело, но и наживку надо уметь забрасывать.
Наживка была возле Бойла. Странная наживка, ни на что не похожая, причудливая. Бойл мог покрутить носом с видом капризной рыбы, и отвернуться. Герти знал, что в этом случае спустя секунду его губы шлепнулись бы на грязный пол вслед за чешуей. Но мог он и заинтересоваться. Рыбы, как правило, весьма любопытны. Именно это их и губит.
— Стой, Омас!
Бритва, поколебавшись, спустилась к подбородку Герти.
— Что ты там говорил про рыбу?
— Я могу сделать ее лучше, — сказал Герти, машинально облизнув губы и с удовольствием ощущая их частью своего тела, — Намного лучше. Я знаю особые рецепты. С какими продуктами подавать рыбу, с какими специями и соусами. Рыба сама по себе скучна и быстро надоедает. Но есть способы, которые позволяют раскрыть ее вкус. У каждого сорта рыбы непременно есть свои достоинства. Только круглые дураки не знают этого. Пробовать рыбу без всего этого то же самое, что грызть холодный ростбиф без горчицы. Потому-то я здесь и оказался. Я задался целью изучить рыбную кухню Полинезии, и вот… Этот господин — Муан, мой помощник и ассистент.