Канцелярская крыса
Шрифт:
Не мурены — пираньи. Проворные серые тени в мутной воде. Такие окружают жертву, вода вокруг нее вскипает, стремительно окрашиваясь алым, а затем медленно разглаживается, и в ней плывут тающие клочья плоти…
Герти ощутил, что жизнь его в данный момент болтается на волоске. А если точнее, вся его жизнь есть не более, чем сочная наживка, повисшая на рыболовной леске. Есть тянущее ко дну грузило, нет лишь крючка. И вся надежда на то, что леска окажется достаточно прочной, что ее в мгновение ока не перекусят жадные челюсти. Этого не произошло мгновенно только лишь оттого, что многие рыбы по своей природе любопытны.
— А что, Щука, давно ты стал приглашать к себе гостей?
Щука успел немного
— Это не гости мне, Бойл! Вот еще придумаешь, ну что ты… — Щука попытался улыбнуться, но улыбка эта под пристальными взглядами свиты Бойла стала искусственной, как аляповато сделанная блесна.
Бойла Герти мгновенно узнал, хотя прежде ни разу не видел. Впрочем, ошибиться тут было сложно.
Во-первых, Бойл был единственным обладателем более или менее приличного костюма. По крайней мере, достаточно сносного, чтобы показаться за пределами Скрэпси. Во-вторых, только человеку подобного сорта могли дать подобную кличку. Бойл был плотным, но не таким, какими обычно бывают отставные моряки и грузчики, под оплывшими покровами которых скрываются жесткие, как китовый ус, мышцы. Скорее, он был оплывшим и зернистым, как проведший много времени в воде шарик-бойл, уже начавший понемногу раскисать. Только вот сделан он был не из рисовой и кукурузной муки с крахмалом, а, скорее, из крысиного яда.
Меньше всего на свете он выглядел предводителем уличной банды. В нечесаной рыжеватой бороде застряла россыпь рыбьей шелухи. Высокий лоб с залысинами и полные губы, постоянно немного приоткрытые, точно в предвкушении чего-то, не могли принадлежать убийце и рыботорговцу, скорее, хитрому, но добродушному лавочнику, быть может, пекарю или владельцу прачечной. Да и в глазах, как будто, не было ничего такого, что намекало бы на кровожадность: прозрачные, навыкате, они с живым интересом обозревали все, что происходит вокруг. Даже лучились немного, словно их хозяин повидал в жизни столько всего забавного и интересного, что отсвет всего этого навек застыл в них, как застывает в янтаре отсвет светившего тысячи лет назад солнца.
— Так ты у нас, оказывается, радушный хозяин, Щука? — спросил, улыбаясь, Бойл. Его улыбка была самой настоящей, только вот Герти едва поборол рефлекторное желание отшатнуться подальше, — Ну надо же, а я и не знал, что ты не чужд гостеприимству. Я думал, ты помнишь, о чем мы с тобой договаривались. А ты, оказывается, не щука, а пескарь речной… Вот, значит, как выходит, а?
Болтая, Бойл продолжал улыбаться. Но несмотря на эту улыбку, на ясный и искренне-веселый взгляд его глаз, Герти чувствовал, что человек этот опаснее всех прочих, пусть даже и не держит оружия в руках. Все, что он демонстрирует, всего лишь маскировка, за долгие годы въевшаяся в плоть и кровь, ставшая естественной составляющей его сущности. Шарик-бойл только кажется совершенно безобидным и даже соблазнительным предметом, внутри его рыхлого тела прячется острая сталь, мгновенно пропарывающая горло.
Муан собирался было что-то сказать, но ему в лицо мгновенно уставилась сразу пара револьверов. Грозная внешность полинезийца служила неплохой защитой на улицах Скрэпси, но тут производила не большее впечатление, чем шпажка от оливки на стаю матерых акул.
— Интересное дело получается, — рассуждал Бойл, разглядывая помертвевшего Щуку то с одной стороны, то с другой, — Сижу я в пабе за бильярдом, и тут мне записку передают. Ну точно в клубе каком-то. А в записке сказано «В твой аквариум на Херринг-стрит заплыли две рыбки. Если поспешишь, успеешь их перехватить». Вот так штука, а? И, главное, кто передал записку, непонятно. Мужчина какой-то, говорят, средних лет… Ничего себе шуточка, значит, да? Не так уж много людей знает про заведение мое на Херринг-стрит. Тут я, признаться, немного заволновался. Вспомнил про аквариум свой, значит, про приятеля Щуку… Дай, думаю, загляну. Проверю, все ли в порядке, не нужна ли помощь. А то ведь черт его знает, что это за рыбки сюда заплывать повадились… Ну и что я вижу?
Щука попытался что-то произнести, но Бойл мягко, почти ласково, похлопал его по щеке. Герти и Муана он пока попросту не замечал, даже не смотрел в их сторону.
— А вижу я, что мой давний приятель Щука, оказывается, дружков к себе в гости зазвал. Торговля без присмотра стоит, двери нараспашку. Так оно выходит? Значит, он как бы показывает, что плевать хотел и на старика Бойла, и на его дело. Так я понимаю? Или не так? Ну и по всему выходит, что это как бы невежливость, вот что. Щука как бы говорит Бойлу, что тот старый дурак, а? Вот так как бы? Я же верно понимаю?
В добродушном голосе Бойла прорезались искренние обиженные интонации. Но Щуку они, судя по всему, перепугали до смерти. Он хорошо чувствовал, к чему идет дело.
— Нет! — взвизгнул Щука, нутром, видимо, ощущая, куда катится разговор, как стискивают его шею невидимые пока еще петли, — Это все не так, матерью клянусь!
— Э, матерью… — Бойл лишь скривился, — Твоя мать под каждым забором икры отложила. Ты мне, брат Щука, про мать не говори. Ты мне про людей этих скажи. Как так вышло, что они в подвале оказались, да еще и с тобой? Разве эти люди на меня работают? — Бойл демонстративно мазнул взглядом по Герти и Муану, — Нет, брат Щука, я что-то таких не помню. Так, значит, вопрос тебе. Что это, значит, за люди и за каким делом они очутились там, где им быть не полагалось?
— Бойл, слушай, слушай, пожалуйста…
— Я слушаю, — тихо и почти нежно сказал Бойл, положив ладонь на бритую макушку Щуки, — И слушать я буду еще минуту. Я человек деловой, времени, значит, не море бездонное. И если через минуту я не услышу ничего толкового, кликну Омаса и Ичарда, чтоб они тебе немного помогли. Сперва они помогут твоим рукам и ногам гнуться равно в обе стороны…
Стало ясно, что дело не терпит отлагательств. Одуревший от страха Щука в любой миг, забыв про свой ужас перед Канцелярией, мог выложить Бойлу все, что знал. А знал он достаточно, чтобы Герти с Муаном мгновенно отправили в подвал, на этот раз уже без возможности оттуда вернуться. Значит, надо было вступать в партию. И Герти вступил, отчаянно жалея, что нет возможности зажмуриться, как перед прыжком в море с высокого берега…
«Смелее, пескарь! — произнес его внутренний голос, незнакомый, но столь насмешливый и хриплый, что мог бы принадлежать настоящему полковнику Уизерсу, — Действуй по плану. Главное, не пасуй, не показывай им свою слабость. Жми их!»
— Боюсь, Щука прав, мистер Бойл.
— Что? Что такое? — Бойл нарочно приложил ладонь к уху, — Странное дело, значит. Говорю я с Щукой, а слышу как будто бы голос не его. Бывает так?
Перед лицом Герти с щелчком, от которого кровь на миг остановила свой бег по телу, раскрылось лезвие опасной бритвы. Очень медленно оно поползло по его губам, почти касаясь их. Оно было настолько близко, что Герти ощущал запах коррозированной стали и видел мельчащие щербатости на полированной и захватанной пальцами поверхности.
— Не бывает такого, Бойл, — сказал один из головорезов, худой малый с похожей на медузу кляксой оспины на щеке, — Спорю на язык этого парня. А ну-ка, дорогой мой, открой ротик. Ох, зубки у тебя ничего… Смотрите-ка, ребят, ну чудо какие зубки. Все на месте, и белые, ну точно перламутра твоя. Наверно, порошком специальным эти зубки полируешь, а?
— Щука был прав, — повторил Герти, стараясь говорить отчетливо. Бритва при каждом слове больно била по передним зубам, — Никакие мы не друзья.