Каникулы Рейчел

Кейс Мариан

Я уже почти встала, но Крис рассмеялся и сказал:

– Нет, раз уж мы пришли, то, пожалуй, останемся.

Итак, я мрачно заказала пережаренные бобы с… пережаренными бобами.

– И еще одни пережаренные бобы? – спросила Хелен, навострив свой карандаш.

– А, давай! – махнула я рукой. – Теперь все равно.

– Ладно, – прощебетала она, отходя от столика, – мучас грациас, амебас! Ах да! – она вернулась. – Что вы будете пить? Могу украсть для вас немного текилы – она такая дешевая и отвратительная, что хозяин не возражает, что мы воруем понемногу.

Правда, от нее можно ослепнуть. Очень сожалею, но если меня поймают на воровстве пива, вышибут с работы в два счета.

– Э-э… Да нет, Хелен, спасибо, – я готова была просто умереть от стыда. – Но мне диетическую кока-колу.

Она уставилась на меня, как будто увидела привидение.

– Диетическую? Просто диетическую колу? Нет, ну послушай, текила на самом деле на так уж плоха, от нее может случиться легкий приступ шизофрении, но это же потом пройдет!

– Спасибо, Хелен, – пробормотала я. – Но мне вполне хватит диетической колы.

– Ладно, – растерянно кивнула Хелен. – А тебе? – она повернулась к Крису.

– То же самое, – спокойно ответил он.

– Но почему? – вскричала она, потеряв терпение, – Ведь вы же наркоманы, а не алкоголики!

Все вокруг, включая, видимо, посетителей итальянского ресторанчика через дорогу, повернули головы и посмотрели на нас.

– Ну? – казалось, спрашивали их глаза. – Так почему вы не хотите выпить? Что плохого в том, чтобы пропустить стаканчик? Вы же от этого не станете алкоголиками.

Но, пожалуй, сейчас было не время вставать на стул и рассказывать им про опасность приобрести другие пристрастия.

– Нет, правда, Хелен, – Крис заговорил по-хозяйски. – Спасибо, что любезно предложила нам текилу, но не надо.

Она ушла, а мы с Крисом долго сидели молча. У меня было очень подавленное настроение. Я подозревала, что и у Криса оно не лучше. Наконец мне стало неловко молчать дальше. Наше поведение сильно контрастировало с пронзительными воплями и пьяными криками людей вокруг нас. Казалось, весь мир веселится, кроме нас – больших любителей диетической колы. Я ненавидела себя, ненавидела его, я ненавидела все на свете зато, что не могла позволить себе напиться. Или, в идеале, нанюхаться коки. Я еще слишком молода, чтобы вот так взять и выключить себя из жизни, с горечью подумала я. Всю жизнь я страдала от одиночества, но только теперь почувствовала, что такое быть по-настоящему одинокой.

Изо всех сил стараясь вести себя нормально, я сделала отчаянную попытку завязать хотя бы вымученный разговор с Крисом. Что, впрочем, никого не обмануло, меня, во всяком случае.

В общем-то, это было живое, веселое место, где было полно молодежи. Если не считать нашего столика. В том кино, что крутилось у меня перед глазами, яркие цвета сменялись сепией, а карнавальная музыка и смех – гнетущим молчанием, как только в кадре оказывались мы с Крисом. Мы не вписывались, мы были как будто из угрюмой восточной Европы – кусочек черно-белого кино «не для всех», каким-то чудом вставленный в середину фильма «Багз Банни едет в Акапулько».

В

конце концов, принесли наш заказ, и мы оба симулировали восторг. Мы гоняли наши жареные бобы по тарелкам, и колченогий стол качался, как палуба корабля, болтающегося в открытом море. Я облокотилась на него локтем, и у Криса из стакана выплеснулась кола. Потом Крис взял солонку, и образовался такой уклон, что моя вилка полетела на пол. Потом я убрала свой локоть, чтобы нагнуться за вилкой, потому что поняла, что Крис не собирается этого делать, лентяй несчастный, – и его тарелка едва не сорвалась вниз.

Удалиться нам разрешили много позже и только после того, как предложили мороженое (с ароматом пережаренных бобов, разумеется), а мы от него отказались. Крис оставил вызывающе большие чаевые для Хелен и расплылся в улыбке, когда мы проходили мимо нее, направляясь к выходу.

Она как раз занималась приготовлением коктейлей с текилой для группы клиентов, которые выглядели, как тюремные надзиратели. Она бухала на стол стаканы с текилой и «севен-ап» и вяло покрикивала на своих вертухаев: «Придерживайте, придерживайте…»

Я просто не могла на нее смотреть. Ржавчина ревности выгрызла огромную дыру где-то на уровне желудка. Конечно, я понимала: она не виновата, что родилась красивой и уверенной в себе. Но я не могла отделаться от чувства, что все это ужасно несправедливо.

А я-то как же? Почему на мою долю ничего не осталось?

63

Когда мы наконец вышли на воздух, в теплый весенний вечер, Крис вдруг опять стал оказывать мне знаки внимания. Он обнял меня за плечи, этак небрежно, по-дружески, и мы побрели по улице.

Не скрою, мне было приятно. Может быть, все-таки я ему нравлюсь?

– Как ты добралась до города?

– Электричкой.

– Я отвезу тебя домой, – пообещал он. Меня охватило теплое чувство признательности. Мне понравилось то, что он сказал, и, главное, как он это сказал. Я ощутила в его словах заботу. – Если ты, конечно, сначала не захочешь зайти ко мне выпить кофе, – предложил он, искоса взглянув на меня. Мне не удалось истолковать этот взгляд.

– А-а… Хорошо, – смущенно выдавила я. – Отлично. Где ты оставил машину?

– Возле «Стефенс Грин».

Итак, мы шли к «Стефенс Грин», впервые за этот вечер достигнув гармонии. Дойдя до стоянки, мы обнаружили, что машину угнали. И Крис исполнил традиционный танец владельца, у которого украли машину. Танцуют его примерно так: четыре шага бегом по направлению к тому месту, где стояла машина, потом резкая остановка. Четыре шага назад, и снова – стоп. Два шага в первоначальном направлении, остановка, потом снова назад. Резкий поворот налево, резкий поворот направо, резкие повороты во все стороны и, наконец, пируэт – полноценный поворот на триста шестьдесят градусов. Потом – в обратную сторону. Глаза бегают, лоб лучше наморщить, нижняя челюсть пусть отвалится. Еще можно пропеть: «Но где же?.. Я же ее тут оставил, нет, точно, здесь!»