Каникулы в Чернолесье
Шрифт:
Наверно, он прочитал сомнение на моем лице, потому что добавил:
– А может быть, тому, кто в нас играет, это еще не надоело. Тебе ведь не надоели игры в твоем телефоне?
Я признался сам себе, что уже немного поднадоели.
– Об этом я тоже думаю с беспокойством, – сказал дед. – Что, если он тоже повзрослеет? Ну, тот, кто в нас играет уже целую вечность?
За окном каркнул ворон, и я вздрогнул от неожиданности.
– Что там у него опять стряслось? – удивился дед. Встал и направился к окну. Но Карл и сам
– Кар-раул! Вор-рота!
Дед выглянул из окна, но ничего не увидел. Поспешно вернулся к столу. Тронул экран планшета: туда он мог выводить сигнал от видеокамер. Нахмурился. Достал из шкафа винтовку и, не оглядываясь на меня, вышел за дверь.
Я тоже встал и понял, что моя голова по-прежнему кружится от слабости.
– Вор-рота, – повторил Карл. – Др-руг.
– Что-о?
Ворон рассердился.
– Марш! – скомандовал он и щелкнул клювом, как дрессировщик бичом.
Я бросился к двери, опрокинув стул. На ступеньках чуть не рухнул. И подбежал к уличным воротам сразу вслед за Германом.
Тот нажал на кнопку, и калитка отворилась.
За воротами, на площадке, усыпанной гравием, лежал мой друг Вик. Лежал ничком, подтянув под себя одну ногу в рваных джинсах и обхватив светлую голову руками. Его льняная рубашка была облеплена грязью. Больше всего было похоже, будто его прямо сейчас выбросили из машины, прямо на ходу, и он пролетел еще с десяток метров, пока не уткнулся носом в песок.
Дед склонился над упавшим, но трогать его не спешил.
– Вик! – позвал я. – Что случилось, Вик?
Я видел, как он пошевелил пальцами. Сжал в кулак и снова разжал. Живой, подумал я с радостью. Вы, наверно, не поверите, но я еще никогда так не радовался. Наверно, я слишком часто говорю это «еще никогда», но в последние дни со мной много чего случалось впервые.
– Вроде цел, – проговорил дед, внимательно разглядывая лежавшего. – Только вымотался до последнего. Всю дорогу бежал на двух ногах, что и неудивительно… средь бела дня так просто не обернешься… Эй, викинг! Говори, что произошло?
Вик застонал. Вытянул ногу. Но перевернуться не смог.
– Я убежал, – сказал он хрипло. – Они за мной гнались.
Дед поднял голову. Прислушался.
– Поблизости нет никого, – сказал он. – Врешь, может быть?
Вик уронил голову на песок.
– Он не врет, – сказал я. Я снова мог слышать его мысли. Я знал, что ему пришлось несладко. Я даже знал, где он провел эту ночь. В какой-то яме среди сосновых корней, которую он же накануне и вырыл лапами. Ну… когда еще был волком.
Там он с непривычки жутко замерз, но никто не принес ему теплый плед.
Мне стало стыдно.
– Что ты сразу к нам не пришел, – спросил я тихо. Так тихо, чтобы Герман не слышал.
– Я не хотел, – ответил Вик неслышно. – Я думал, ты вернешься в город.
–
Дома, рассмотрев несчастного Вика вблизи, дед остался недоволен.
– Давление на нуле, да еще и бледный, как смерть, – оценил он, сняв с его руки тонометр. – Тебя кто так замучил?
Вик не ответил.
– Не прогоняйте меня, – попросил он вместо этого. – Они меня убьют.
– В таком виде – стопроцентно убьют. Ты же на ногах не стоишь, что на двух, что на четырех. Глупые щенки, – вдруг осерчал дед. – Что вот вы все лезете к Гройлю в логово? Вам что там, медом намазано?
Даже непонятно, к кому сейчас обращался Герман. Мы с Виком его не слушали. Мы смотрели друг на друга, и мысли в наших головах текли невеселые. Беззвучно мы обменивались этими мыслями, но сейчас я, пожалуй, не стану рассказывать, о чем они были.
– Жр-рать, – гаркнул вдруг ворон со своего холодильника.
Герман хлопнул руками по коленям.
– Вот только об этом и мечтал, – сказал он. – Специально кастрюлю борща наварил. Может, приютим еще парочку объедал с большой дороги? – Вик поднял на него тоскливые глаза, но он рассмеялся. – Да шучу я. Конечно, первое дело поесть. Второе дело – баня. Сауны не обещаю, уж извини. Все будет по-сибирски, а значит – жестко…
Никакого борща у Германа не нашлось. Но даже после куска ветчины из вакуумной упаковки Вик заметно приободрился. Потом мы загнали его в баню. Когда дед хлестал его веником, от него только искры летели. Он прятал нос в ладони, но держался.
После этих мучений мы сидели в предбаннике, а Герман прихлебывал любимое речецкое пиво.
Щеки Вика слегка порозовели. Сил у него прибавилось.
– А теперь скажи мне, кто напал на доктора, – обратился к нему дед.
Вик поглядел на него из-под мокрой челки, которая сейчас казалась темной, и его серые глаза как будто сделались еще светлее.
– Они, – сказал он. – Я там не был. Клянусь.
– Тогда откуда знаешь?
– Феликс сказал мне: хочешь быть доктором? Опасная профессия. После вчерашнего особенно. Это он так сказал.
– Разве ты хочешь быть доктором?
Вик смутился. Я потрогал свою шею. Зажившие шрамы почему-то сильно чесались.
– Хорошо, – сказал Герман. – А кстати, кем ты хочешь быть? Может, лесником? Мне было бы приятно.
Вик долго не отвечал. Его лицо пошло красными пятнами.
– Мне нельзя быть никем, – признался он вдруг. – Запрещено.
Я удивился:
– Это еще почему?
– Я должен только… наблюдать, – сказал он. – Я не должен вмешиваться. Вам не надо знать.
Возможно, это подействовала баня, но у него, кажется, развязался язык. Я даже развеселился немножко – хотя, наверно, по той же причине.