Каникулы в коме
Шрифт:
– А тот очкастый плагиатор, которого вышибли из Европейского банка? А тот разоритель предприятий, который покупал победы для своей футбольной команды?
– Не говоря уж о толстяке с базедовой болезнью… Ну как же, вы не можете не знать, он всегда одет с иголочки… Да он всем известен… турок из Смирны, то ли премьер-министр или что-то в этом роде…
– Конечно, тот, что живет с этим, ну, с таким старпером-ландцем, он еще все время так смешно моргает…
– Вот именно, он самый! Марк может гордиться собой: развеселить подобную компанию – да за это орден надо давать! Велики шансы на то, что придуманная
Радостное оживление и супербеззаботность этих завсегдатаев светских салонов мало-помалу развеивают подозрительность Марка. Желания его утихают, смерть пугает не так сильно. Женский смех делает этот ужин почти приятным.
23.00
– Чем бы вы занялись, если бы не стали писателем?
– Я бы слушал музыку.
Теперь все хорошо. Марк Марронье икает, слюна капает на галстук в горошек. Жосс Дюмулен ставит вступление к «Whole lotta love» Led Zeppelin. Вечеринка набирает ход.
Над столом витает запах подмышек. Званый ужин, как и было предусмотрено, плавно перетекает в оргию. Душ из шампанского, ведерки для льда, надетые на головы вместо шляп, бронхопневмония в перспективе… Танцуют на столах. В этом году нимфомания – коллективна. Голые торсы, приоткрытые губы, дразнящие языки, лица, блестящие от пота.
Девушки – пресс-атташе – пьют «Алиготе» из Бургундии. Невоспитанные юнцы уткнулись носами в липкие стаканы. Хардиссоны продают своего младенца с торгов, Хельмут Бергер трясет головой, от Тунетты дела Пальмира воняет дерьмом, Гийом Кастель влюблен. Никто пока не вскрыл себе вены. Еще не допиты все ликеры, но метрдотели уже сдвигают столы, чтобы освободить танцпол. Скоро Жосс надолго выйдет на арену: Марк решает побеспокоить приятеля.
– Ты знаешь, ик, в чем разница, ик, между девушкой из XVI округа, ик, и проституткой из Сарсель?
– Послушай, у меня совсем нет времени, – вздыхает Жосс, сидящий на корточках перед проигрывателями, – он ищет, что бы поставить.
– Ну, ик, это же так просто: у той, что из XVI округа, – подлинные бриллианты и фальшивые оргазмы, у другой – наоборот.
– Очень смешно, Марронье. Извини, но сейчас я не могу с тобой потрепаться. Тут внезапно встревает ничего себе девица, прислонившаяся к кабинке диджея:
– Марронье? Я не ослышалась? Вы хотите сказать, что вы – ТОТ САМЫЙ Марк Марронье?
– Собственной персоной. С кем имею честь?
– Мое имя вам ничего не скажет…
Жосс выпихивает обоих из кабинки. Они этого даже не замечают и приземляются на двух табуретах в углу бара. Девушка не красавица. Она продолжает:
– Я читаю все ваши статьи. Вы – мой идол. Внезапно – удивительное дело – Марк понимает, что она вовсе не дурнушка. На ней костюм деловой женщины, какие обычно носят пресс-атташе. Она широколицая, черты почти мужские, словно нарисованы Жан-Жаком Семпе. Ноги остались стройными, несмотря на годы занятий верховой ездой в «Поло
– Неужели? – спрашивает Марк (искатель комплиментов!). – Вам нравятся мои глупости?
– Я их обожаю! Они меня смешат просто до смерти!
– В какой газете вы их прочли?
– Ну… И здесь, и там.
– Но которая понравилась вам больше других?
– Знаете… все просто великолепны!
Совершенно ясно, что она не читала ни строчки из написанного Марком, но какая, к черту, разница? Она вылечила его от икоты, а это уже кое-что.
– Мадемуазель, позвольте угостить вас лимонадом!
– Что вы, что вы! – Она в ужасе. – Это я вам поставлю! Я же пресс-атташе и спишу все на представительские расходы.
Марк угадал очень точно. Он встретил замечательный образчик того, что этнологи позднее окрестят «женщиной девяностых»: современная, невозмутимая, обутая в замшевые мокасины на низком каблуке. Он и не догадывался, что такие бывают, и уж точно не рассчитывал на столь близкое знакомство.
Перед тем как трахнуть ее на стойке бара, он решает провести последнюю проверку.
– Зачем вы работаете пресс-секретарем?
– О, это моя первая работа, но пока я довольна.
– Конечно, но зачем вы выбрали именно эту работу?
– Потому что она дает возможность живого общения. Ты знакомишься с множеством людей. Вы понимаете?
– Зачем?
– Если коротко… Это же ключевой сектор на рынке информации. В трудные времена нужно уметь ориентироваться в потенциально динамичных отраслях. Целым сегментам нашей экономики в скором будущем грозит гибель. Уф! У Марка камень с души свалился. Его теорема действует, хотя последняя морская свинка не сразу добралась до правильного ответа. Надо будет учесть этот момент в расчетах: третье «зачем?» в том случае, если подопытный экземпляр относится к подвиду пресс-секретарей, дает некропозитивную реакцию со временем задержки, равным t.
Марк обнимает девушку за талию. Она явно не против. Он ласкает ей спину (лифчик на трех крючках – это добрый знак). Марк медленно тянется к ее лицу… и тут внезапно гаснет свет. Она поворачивает голову.
– Что происходит? – спрашивает она, вставая и делая шаг в сторону танцпола. Толпа, собравшаяся под будкой диджея, начинает реветь. Из темноты выплывает голова Жосса Дюмулена в ореоле луча апельсинового света. Она напоминает тыкву в Хеллоуин, водруженную поверх двубортного смокинга.
– Настала ночь! – кричит он в свой радиомикрофон.
– ЖОСС! ЖО-О-О-С! – ревут в ответ поклонники. Лицо диджея вновь скрывается во тьме. «Нужники» погружаются во тьму. Вспыхивают огоньки нескольких зажигалок и тут же гаснут: это вам не концерт Патрика Брюэля, да и пальцы можно обжечь. После долгой минуты, заполненной свистом и визгом, Жосс ставит первый диск. Замогильный голос в квадрофоническом исполнении: «JEFFREY DAHMER IS A PUNK ROCKER». Крики в зале. Невероятно быстрый техноритм штопором вгрызается в барабанные перепонки Марка, а танцпол превращается в месиво человеческих тел, вибрирующих в такт с этим ритмом. Жосс приступает к сути дела. Он включает белый стробоскоп и генераторы ароматизированного дыма с запахом банана. Филипп Корти заводит противотуманный ревун у самого уха Марка, и тот глохнет на следующие четверть часа.