Каникулы вне закона
Шрифт:
Она и заверещала.
— Номер предоставлен из резерва эм-вэ-дэ, — сказал я.
— Влиятельными друзьями, — добавил Ефим.
Он вжал фиолетовую кнопку. С этого момента, если нас слушали через микрофон или записывали на пленку, звук пропадал, запись прекращалась, а оператору «жучка» приходил сигнал «слабая батарейка». Пусть придет и поменяет на свежую…
Я перечислил Ефиму предстоящие мне контакты, но только время и места. Пароли, личности и их опознавательные признаки будут сообщаться по мере выполнения графика. Другими словами, мне предстояли абсолютно слепые явки, на которых будущий контакт зависел
В сущности, эта информация, полученная от Ибраева, ничего нам не говорила. Завтра я ужинал в ресторане казахской кухни «Кара-Агткель», откуда затем предстояло пешком, отчего-то именно пешком, тащиться по морозу и глядя на ночь в гостиницу «Палас». Выпивать в баре, ломаться в дискотеке или трепать нервы «крэпсом» в казино — мне, видимо, ещё сообщат. Следующие сутки интенсивнее: утром в десять министерство экономики, в этом дурацком «Долларе», потом обед в два в кафе «Ностальгия» и после ужина, где мне заблагорассудится, явиться ближе к десяти вечера в ночной бар «Шале».
— Тебе предстоят смотрины, я думаю, — сказал Ефим. — Будут футболить для перепроверки на глаз и зубок от одного босса к другому, все выше и дальше. Зачем бы это?
К коньяку мы ещё не притрагивались. Я взял стакан и, разглядывая пойло, выдвинул другой вариант:
— Или по цепочке мне будут демонстрировать какую-то публику. Зачем бы?
— Почему ты у меня спрашиваешь? — ответил он.
— Ефим, давай выпьем, а пока ты будешь тянуть коньяк, подумай над ответом на мой очень серьезный вопрос. И не виляй, вопрошая, зачем я его тебе задаю… Мой вопрос следующий: почему ты не просто сдал меня Ибраеву, а сдал в рабство? У вас сговор?
— За твое успешное рабство, — ответил Ефим и заглотнул коньяк.
Шлайна обманули, частник в аэропорту подсунул водку или спирт с подслащенным растворимым кофе. Я приметил гнусноватый оттенок напитка, когда полоскал им посуду, а теперь на свет было видно наверняка.
Ефим и бровью не повел.
Я не пригубил и поставил стакан на стол.
— Отвечаю, — сказал Ефим. — Так надо. Понятно? Так надо.
— Что именно надо?
— Катиться по наклонной плоскости. До конца. Выполнять все… э-э-э… просьбы Ибраева.
— Но катиться-то предстоит не за документами, которые тебе нужны, Ефим! И неизвестно к тому же, когда кончится мое рабство, да и выпустят ли меня отсюда, даже если я сдам ясак проклятущему ордынцу полностью!
— Не твоя забота. Так надо, я сказал. Назад у тебя пути нет, Бэзил. Если бы я с самого начала рассуждал вместе с тобой, как все предположительно может сложиться здесь, ты работу не взял бы. Не взял бы? Верно?
— Сам себя спросил и сам себе ответил, — прокомментировал я и, Бог ему, частнику, судья, отхлебнул то ли водку, то ли спирт с кофе. Бедное мое сердце!
Стакан пришлось ставить на край столика, чтобы мокрое донышко не пришлось на конверт с купюрами и белорусский паспорт, выложенные Ефимом. Шлайн постоянно заставлял меня работать именно с таким документом в так называемом ближнем зарубежье. Наверное, только белорусские бумаги, которые он доставал по своим каналам, и были подлинными. Мне, таким образом, возвращалась, говоря выспренными терминами Николаса
Я развел руками и спросил:
— Надолго?
— Гонорар твой удваивается. Это — первое. Работа действительно надолго. Это — второе. Наташу придется отправлять в Веллингтон в твое отсутствие. Третье. При Колюне нянька оказалась вполне толковой. Четвертое. И последнее, пятое. Твоей главной заботой остаются документы, — сказал Шлайн с нажимом. — Любой ценой, любой, я подчеркиваю, заполучишь копии с подлинников, только с подлинников, в чем удостоверишься лично. А затем непременно выявишь, кто убрал Усмана и связную-танцовщицу… С танцовщицей, впрочем, можно и не возиться. И так будет ясно… Понадобится время, я дам.
— Ты не допускаешь, что обоих ликвидировали твои казахстанские коллеги-соперники, чтобы меня заблокировать? — спросил я.
— Не допускаю, — сказал Ефим. — такой шаг в отношении человека с моим именем равносилен объявлению войны на уровне служб. Ты в своем уме?
— Тогда — кто? Попробуй хотя бы пофантазировать, Ефим… Ведь третьим трупом, если следовать логике убийцы, быть мне!
— Ибраев умен, учти, — сказал Шлайн. — И проницателен. Он сообразил, от кого ты явился, едва получил донесение о появлении Ефима Шлайна… Думаю, что эти два убийства и для него неожиданность… В его расчеты входило, конечно, присмотреть за тобой. Это механическая реакция в подобных случаях. Я на это, как ты и сам понял, рассчитывал. Твоя, мягко говоря, неадекватная реакция на ибраевский присмотр, обострила обстановку, но не больше. И вдруг — бац! Сразу несколько трупов… Два соотносятся с твоей персоной. Тебе не приходило на умишко, что Ибраев немедленно сцапал тебя, чтобы прикрыть своим крылышком? Твоя героическая гибель поставила бы его в совсем уж сложное положение… Ну, помял немного, задавая вопросы. Других методов в этих краях не знают. Издержки развития… У них, учти, отчасти и китайская школа разведки, а она, эта разведка, единственная в мире имеет академический учебник… академический, учти ещё раз… по теории и практике пыток.
Ефим перевел дух и призадумался. Завидовал опыту пекинских собратьев?
Он встал с кровати в расчете пройтись, но помещение не позволяло. Вздохнул печально, снова угнездился в комканном постельном белье на кровати и сказал:
— Эти две смерти совершенно неожиданные вводные. Ситуация осложняется и для нас, и для казахов. Для нас в особенности. Мы на старте спотыкнулись. Кто подставил ножку? Зачем? Из-за этого я и прилетел. Выслушать тебя и переговорить с Ибраевым на этот счет. Ибраев даже упредил меня. Позвонил в Москву и обрисовал картину, не скрывая… э-э-э… деталей ваших взаимоотношений, и без комментариев.
— Интересовался, почему я оказался в Алматы?
Шлайн усмехнулся. Все-таки не усидел, его подбросило, он подбежал к окну, раздвинул шторы, с минуту, припадая к стеклу и ворочая головой, смотрел в темноту. Спросил:
— У них тут, что же, и свой новый год теперь? Что значит эта цифра «2033» на здании напротив?
— Не знаю, — сказал я. — Может, марка пива… Или сорт нефти. Что тут ещё может быть?
Теперь Ефим побежал в туалет. Слышно было, как зашумела вода в сливном бачке, потом хлопнула крышка унитаза.