Каникулы вне закона
Шрифт:
— Выходит сейчас. Потяните пару-тройку минут!
И, обернувшись ко мне, сказал:
— Спасибо, вы прояснили задачу, которую выполняли. Согласитесь, что мы поступили бы некорректно, если бы не дали знать, что… что видели вас. Видим, пока вы на нашей территории… Информируйте о встрече тех, кто вам интереснее. Либо в Москве, либо в стране Казахстан, извините, не помню название столицы… Покажите фотографии. И присмотритесь к нашему сотруднику в буфете у выхода к самолету. О нем тоже можете рассказать.
Все действительно просто в этом простейшем из миров, именуемом миром спецслужб. Мне кажется, я высчитал
— Та Бунпонг?
Генерал кивнул.
На табуретке за стойкой буфета у выхода на посадку завербованный мною хмонг потягивал из высокого стакана «коку-колу» со льдом. Мы равнодушно скользнули друг по другу невидящими глазами. Я бы отдал правую руку на отсечение, если бы он меня предал. Генерал Йодмани имел своего агента в горах. Я имел своего агента и в горах, и в Управлении по борьбе с наркотиками. Мы оба, Та Бунпонг и Бэзил Шемякин, хмонг и русский, могли гордиться друг другом.
И снова над Гималаями я обдумывал, что натворил.
Итоги представлялись неплохими. Деловая связь Ивана Ивановича Олигархова с опиумным князем в Бирме подтверждена. С перевыполнением плана: я спровоцировал поход Та Бунпонга на Ташкент и его появление через Чимкент в казахстанском Новом Техасе. Контакт с генералом Йодмани вообще представлялся подарком судьбы. Если Та Бунпонг, «наш общий» с Сун Кха человек, является агентом таиландского Управления по борьбе с наркотиками, совесть моя чиста. Может, ему повезет и он пройдет всю линию поставки опиума нового 2000 года урожая от начала до конца, оставшись живым, и мне не придется сдавать его ни Ибраеву, ни Шлайну, когда он явится в Чимкент. Его сведения дадут возможность таиландской полиции, которая, видимо, наконец-то берется за «северное» направление, действовать достаточно эффективно. А как поступить с горцем, когда он объявится, пусть решает Ефим. Можно выжать из него детальные сведения о пути следования наркотиков через горную Азию с юга на север, а можно и не выжимать. Все равно ни Москва, ни Астана не дотянутся до потайных троп, кишка тонка.
Как вариант: я встречаю Та Бунпонга в Чимкенте… Ну, а дальше что?
Оставим все-таки эту заботу Ефиму Шлайну.
Квартиру художника придется, конечно, купить и превратить в явочную. Может быть, на это контора Ефима пойдет напрямую, исключив мое посредничество?
Во Франкфурте, вытащив из сейфа свои бумаги, я позвонил Матье в Алматы. Телефон оказался на автоответчике. Я коротко сказал:
— Крестный на пути. Готовь пирог.
На почте лежал факс до востребования от Шлайна: «Встреча в Берлине, гостиница «Гамбург», Ландграфенштрассе, 4. Начиная с 25 февраля». Ну, конечно же, не 23-го, когда коллеги Ефима празднуют День Красной Армии!
Сверившись по настенным часам франкфуртского аэровокзала, я подзавел и поставил дату, а также стрелки своих подпорченных швейцарских «Раймон Вэйл» — как раз и было 23 февраля 2000 года, среда, 16.45. Пережидать время до контакта здесь, во Франкфурте, или катить поездом в Берлин?
Так и не решив, я вошел в телефонную будку международного телефона и набрал номер Ляззат в Астане. По моим расчетам, там шел одиннадцатый час вечера.
Рассматривая доисторической постройки красный биплан-истребитель с черным прусским крестом на фюзеляже, выставленный в стеклянном холле, я считал сигналы вызова. Она ответила на девятый, слегка
— Фима?
Она, что же, ждала моего звонка?
— Нет, — сказал я. — На этот раз Бэзил. Фима уступил мне номер телефона, сказал, что ему больше не нужен. Ты ему надоела.
— Фима!
Трудно поверить, что кто-то может ждать моего звонка. Просто так, без дела.
— Нет, это Бэзил. Я же сказал.
— Тогда передай Фиме, что он подонок.
— Вряд ли я увижу его… Как насчет меня? — спросил я.
— Приезжай.
— Приеду, — сказал я. — Фима говорил, что ты классный бабец. Ты в порядке?
— А ты? Что там свистит у тебя? Ты в аэропорту?
— Расскажи, в чем ты одета…
— О, Господи… Не голая, как ты всякий раз.
— Отомсти. Будь голой, когда явлюсь.
— Мне начинать раздеваться, Фима?
Хорошо, что она не путешествует со мной, подумал я. Как любовница и как дочь. У неё не сладкая семейная жизнь. Со мной ещё горше пришлось бы. И сказал:
— Скоро.
Мне показалось, что она собирается всхлипнуть.
— Странно, очень странно, но мне кажется, ты говоришь правду, услышал я.
Мы все сказали друг другу. Я повесил трубку.
Несмотря на успехи по службе, на душе было муторно. Все-таки я женатый человек и не по расчету.
С виадука, по которому шел поезд, в вагонное окно справа я увидел полуразрушенный собор на Курфюрстендамм, грязноватые от снежной слякоти скопившиеся на развороте автомобили, толпы прохожих, потом наехал навес берлинского вокзала «Зоо». Я подобрал сумку и потащился к выходу. На платформе низкорослый тип в сером плаще, без шляпы, с лысиной в грязноватых каплях между седыми лохмами развязно сунул за борт моего пальто рекламный листочек. На ступеньках в подземный переход, где я выбросил его в урну, пришлось обходить ораву таких же личностей, что-то распивавших из пущенной по кругу бутылки в упаковочной обертке. И на площади — ни одного такси.
В подземку спускаться я не стал.
Берлин мне казался более или менее знакомым. Во всяком случае, бывший Западный. Пока я шел в сторону Ландграфенштрассе, до которой от вокзала рукой подать, память подсовывала дурацкие фразы: «Комм шпацирен мит францозише унтер-официрен», «Майне циммер ист гемютлих», «Шайзе». В этом духе. Мне нравилось звучание. Я жалел, что не выучил язык, пока находился однажды в этом городе несколько недель на постое с французским паспортом и по делам майора Випола.
Однокашник по Легиону, ставший, как и я, частным детективом, Дитер Пфлаум устроил тогда для меня, как он говорил, культурную программу высшего класса. В этом районе, то ли на Иоахимсталерштрассе, то ли на Кантштрассе, в рамках этой программы мы, помнится, как идиоты, ржали в Музее эротики у стенда с кальсонами прусского офицера, приспособленными для совокупления в полевых условиях без отстегивания сабли. Среди плетей, цепей и прочего мазохистского инструментария для возбуждения, а также выставленных атрибутов со съемок фильма «Калигула», Дитер выделил «самый интересный экспонат». Пальто и прикрепленную к его полам нижнюю часть штанин. Внешне пальто как пальто, штаны как штаны, но на голом теле. Пальто и штанины, объединенные в нечто общее, распахивались и запахивались. Какие-то чокнутые проделывали такое перед дамами на улице…