Каникулы юной ведьмы
Шрифт:
Мы вошли в дом и поздоровались. Я держала папу за Руку.
— Ой, а это что за славный малыш с тобой? Как тебя зовут, глазастик?
Я не успела вмешаться, как папа ляпнул:
— Я Никин папа, а зовут меня Владимир Тимофеевич. С вами я уже заочно знаком.
— Что-о-о?! — воскликнула хозяйка, да так и замерла с открытым ртом. Пришлось ей объяснить, в чем дело. Но лишь когда папа утянул ее за руку к дивану и усадил рядом, она понемногу пришла в себя.
А потом случилось то, что и я предполагала! Едва взрослые собираются вместе, рядом
— Владимир Тимофеевич! Ребенок имеет право знать все, что с ним связано. Так что давайте поговорим при ней.
Папа немного покрутился по гостиной, разглядывая картины на стенах и фарфоровые статуэтки на полочках, а потом обернулся к хозяйке:
— У вас выпить не найдется? Мне много не надо, так, пол бокала шампанского вполне хватит.
Хранительница улыбнулась:
— Я слышу речь не мальчика, но мужа. Но, во-первых, в этом доме нет алкогольных напитков, а во-вторых, ребенку спиртное противопоказано. А вы, несомненно, сейчас являетесь ребенком. Зато сока — сколько угодно. Сейчас принесу.
Потом мы стали чаевничать, как и в прошлый раз. А папа и Хранительница стали обсуждать, что можно предпринять в этой ситуации.
Как я поняла из их слов, я ничем не могла помочь папе. Мое волшебство заключается в том, что я могу делать многое: изменять живые существа и неживые предметы, но обратно превращать их мне не по силам.
Они немножко поиспытывали меня и окончательно убедились в этом. Я легко превращала яблоко в грушу и грушу в ананас. Но уже один раз превращенная вещь расколдовываться ни за что не хотела. И муха, став белкой, не хотела больше быть насекомым.
Сама Хранительница тоже помочь была не в силах. Но она рассказала нам, как можно добраться до одного лешего, большого, по ее словам, мастера всяческих превращений. По убеждению Хранительницы, он нам должен был обязательно помочь.
После этого взрослые вновь заговорили о всяких непонятных вещах. Я сначала слушала, время от времени задремывая, а потом вышла во двор и решила полетать. По крайней мере, гораздо больше удовольствия, чем слушать умные разговоры и ничего в них не понимать.
Налетавшись вволю, я вернулась в дом за папой. Нам ведь нужно было до рассвета вернуться домой. Он не хотел, но я настояла на своем, и мы стали прощаться с Хранительницей.
За всю обратную дорогу папа не проронил ни слова, видимо, серьезно думал. Хотя и так все было ясно. Найдем лешего, и наше приключение кончится.
Мы возвратились в наш дом. Папа уже устал, это было видно по его слипающимся глазам. Я помогла ему помыться, уложила в кровать, и пока подтыкала одеяло, он уже заснул. Проверив везде свет и закрыв дверь, улеглась и я.
Глава VII
Встреча с лешим
Собраться в путь было делом двух минут. Нам помогал дед Кузя, буквально на глазах помолодевший * от соприкосновения с тайной и волшебством. Он ходил в магазин, приносил еду, и вообще иногда казалось, что это он главный герой разыгравшейся драмы, а не мы с папой.
На этот раз решено было лететь днем. Это ни у кого не вызывало сомнений. Для нашей метлы дед Кузя притащил откуда-то огромный мешок, так что при встрече никто бы не догадался, что у нас в руках. Он же предложил отойти от деревни километра на два в укромную лощину на опушке леса и уже оттуда стартовать. С околицы нас не должны были заметить, потому что ни у одной избы на эту сторону не было окон. Кроме того, еще накануне по собственной инициативе дед Кузя самолично распространил по деревне слух, что Тимофеичу, то есть папе, якобы срочно пришлось уехать в город и бросить на его, деда Кузи то есть, попечение дочку, то есть меня. За что и был нещадно отруган. Папа бегал с утра по горнице и кричал:
— Ну кто тебя просил? А Михайловы сегодня же узнают, что меня нет в деревне, ты этого добивался? Они же уедут, и что? Кто их вернет? А мне обязательно надо договориться с ними…
Тут он смотрел на меня и слегка сбавлял обороты, а потом все начиналось сызнова. Папа в отчаянии пытался попробовать заговорить басом, чтобы хотя бы по телефону пообщаться с теми людьми, ради которых он приехал в деревню. Но все его попытки мы отметали с ходу. Его «бас» неизменно вызывал у нас с крестным приступы хохота.
Последний год он все носился с каким-то деловым проектом, связанным с его родиной. И вот когда наконец в городе все утряслось — такая незадача!
— Черт побери! Я не могу начинать деловые контакты с серьезными людьми в таком идиотском виде.
Но лично для меня самым трудным было другое. Нам предстояло пройти по деревне, прежде чем мы смогли бы укрыться в лощине. Кому-нибудь да обязательно попадемся на глаза. А для репутации нашей семьи, подчеркнул папа, подобные метаморфозы убийственны. Значит — нужно придумать, за кого выдавать папу.
Когда я это произнесла, взрослые надолго задумались. Потом они ожесточенно заспорили, предлагая друг другу имена разных детишек из окрестных сел, а также просто детей своих знакомых. Но не пришли ни к чему определенному. В конце концов дед Кузя выдвинул необычное решение: я понесу мешок с метлой, а папа спрячется в другом мешке, который понесет дед Кузя.
— Не боись! Уж как-нибудь я тебя да донесу. Чего уж там — бараний вес, а то и меньше.
С этими словами он подхватил папу, хотя тот и стал брыкаться, потряс его, как грушу, и, поставив обратно, удовлетворенно сказал:
— Не, точно донесу! А не донесу, так доволоку!
И, довольный своей шуткой, громко захохотал. Только вот папе эта шутка не понравилась. Он подошел и изо всей силы пнул крестного. Дед Кузя засмеялся еще громче, а папа запрыгал на одной ноге, обхватив руками другую и поскуливая: «Ой-ой-ой, ой-ой-ой!»
Крестный ушел за вторым мешком, а папа, обиженно надувшись, уселся у окна. Положил голову на скрещенные руки и уставился в окно. Но я быстро согнала его с этого места, чтобы никто не увидел.