Каникулы юной ведьмы
Шрифт:
— Ты чего, Ника? — обалдело спросил папа. — Где ты видишь лешего?
— Папа, ну пожалуйста, не мешай. Ты его не видишь. — Я вновь повернулась к хозяину леса. — Так вы поможете папе?
— Да? А зачем? — искренне удивился леший. — Насколько мне известно, все люди только о том и думают, как бы помолодеть или, по крайней мере, не стареть. Среди них нет ни одного нормального. Вот ты встречала среди людей хоть одного нормального? А?
Я ошалела от такого вопроса. Открыла было рот, чтобы ответить, но задумалась, как лучше сказать. Зато леший, не дав мне подумать, ответил сам:
— Вот видишь! — он довольно подмигнул мне. — Ни ты, ни я не видели ни одного нормального человека. Значит, их нет. Так почему мы должны помогать ненормальным? Ну назови мне хоть одну причину, по которой я должен помочь какому-нибудь человеку?
Он всерьез ждал от меня ответа и, устроившись поудобнее на земле, приготовился слушать с умильной улыбкой на своей зверской роже. Как назло, я растерялась, словно стояла у доски в классе, и ничего путного придумать не могла:
— Но ведь это мой папа! Я должна вернуть ему нормальный вйд.
— Да он должен в ножки тебе поклониться. Он же получил новую жизнь. Нет, нет и нет. Я с удовольствием помогу тебе, но не твоему папе.
— Но ведь, помогая моему папе, вы очень поможете мне.
— Да? — изумился леший. — Это я должен обдумать. Приходи ко мне завтра, и я дам окончательный ответ.
С этими словами он поднялся, повернулся лицом к дереву и, легко раздвинув лапищами кору, словно занавеску, залез внутрь.
Я молча сидела, думая, как же быть. Мне показалось, что леший просто издевался надо мной, что он просто не мог ничем помочь папе, вот и выдумывал причины отказа.
А ничего не понимающий папа дергал меня за рукав:
— Эй, Никочка, что случилось? У тебя такое грустное лицо. Этот лешак, с которым ты разговаривала, не сможет нам помочь?
Я пожала плечами.
— А он не сказал, кто может помочь? — не отставал папа.
— Нет. Он сказал, чтобы мы пришли завтра.
— Ну вот, — обрадовался папа. — Видишь, все нормально. Нормальная лесная бюрократия. Ладно, доча, тогда полетели домой, а то что-то спать хочется. Хотя вроде и рано еще?
Делать нечего, пришлось несолоно хлебавши возвращаться домой.
Я летела, почти не глядя по сторонам. И очнулась от своих мыслей, только когда папа крикнул мне:
— Да снижайся же скорее!
Я стряхнула задумчивость и только тут услышала гул двигателя. Слева от нас завис, метрах в пятидесяти, огромный вертолет тусклого болотного цвета. Хотя расстояние и было большим, я буквально кожей ощущала обалделые взгляды летчиков.
— Да снижайся же, скорее в лес, — заорал на меня папа. — Черт побери, уходим!
Как назло, высота была приличной, и я побоялась вместе с папой слишком резко снижаться. Ручки у него маленькие, мог бы и не удержаться. Вертолет не отставал. Наоборот, он все приближался. А когда я снова бросила на него взгляд, кто-то из экипажа начал лихорадочно снимать нас (чем-то похожим на видеокамеру). Наконец мы скрылись между ветвей в густом лесу и опустились на землю. Вертолет еще немного покружил над нами и вроде бы улетел, но ветер время от времени доносил до нас гул двигателя.
— Черт! — продолжал ругаться папа. — Ну только военных нам и не хватало. Что же делать-то? Он ведь караулит нас. Это, Никочка, военный вертолет. Им стало интересно, кто это без двигателя может летать?.. Ч-черт! Они наверняка вызвали уже подкрепление. Как же! Неопознанный летающий объект! Ты понимаешь? Это мы с тобой — НЛО! — продолжал кричать папа.
Откровенно, я пока не очень понимала, что тут страшного.
— Пап, ну давай пойдем пешком по лесу, — предложила я.
— Да как ты не понимаешь? Они видели, где мы приземлились. Они просто прочертят вокруг этой точки окружность — километров на десять. Все оцепят в течение ближайшего часа и не успокоятся, пока не нахтдут нас! А в воздух поднимемся — там нас будут ждать вертолеты.
Я попыталась представить, а что плохого в том, что нас поймают военные. Мы же дети, а не шпионы.
— Да? — совсем взбесился папа. — Ты умеешь летать! ЛЕТАТЬ! И все! Тебя упрячут в лабораторию и, пока не поймут, в чем дело, тебя не выпустят. И, может быть, тебя никогда не выпустят! А я? Кто я? У меня нет официальных родителей. Меня, даже если я прикинусь твоим случайным знакомым, упрячут в детский приемник-распределитель, до тех пор пока не установят моих «настоящих» предков. А этого не произойдет, и я буду расти круглым сиротой при живых жене и дочке! О черт! Ну почему все это — со мной?
Тут мне подумалось, что, может быть, можно лететь среди деревьев. Потихоньку, но это лучше, чем стоять здесь и ждать, пока нас схватят.
Папа ухватился за эту идею, но мы не смогли пролететь и нескольких десятков метров. Ветки так и норовили попасть в глаза или зацепиться за одежду. В таком густом лесу летать было совершенно невозможно.
И тут папа вспомнил о ручье, который мы видели чуть в стороне. Мы бегом рванули в ту сторону. Конечно, папа долго бежать не смог, и мне пришлось подхватить его на руки. Но и это оказался не выход — я быстро устала. Так что дальше до ручья мы то шли быстрым шагом, то плелись. Папа продолжал всю дорогу чертыхаться, что мы не взяли его часы, что он не купил в свое время карту района, хотя ему предлагали, и все в таком же духе.
Наконец показался ручей. Мы вскочили в седла и полетели над поверхностью воды. Выше, ниже, быстрее, медленнее из-за бесчисленных поворотов вправо, влево. Вот это была гонка! Куда там всем компьютерным игрушкам! Сначала все было тихо. Но потом нам несколько раз пришлось прятаться из-за внезапно появлявшихся вертолетов. Папа оказался прав — нас решили поймать.
И все же мы чуть не попались. Ручей делал очередной изгиб, и мы прямо налетели на двух солдат. Те спокойно набирали воды в котелки, когда мы на высоте метров полутора от поверхности воды пронеслись мимо них. Конечно, скорость у нас была небольшая, как у велосипедиста, но и это казалось мне очень приличной скоростью, чтобы лавировать среди ветвей.
— Пронесло, — подал голос папа, — хоть стрелять не стали.
Мы пролетели еще с километр, когда впереди показался сосновый бор.
— Ну-ка, сверни, — скомандовал папа.
Здесь лететь оказалось удобнее — можно было не бояться веток. Я лавировала между стволов, а папа выбирал общее направление. Незаметно стали сгущаться сумерки. Погоня шла уже несколько часов. Я очень хотела есть, да и папа наверняка тоже. Но хорошо хоть пока молчал.
Я уже давно перестала соображать, в какую сторону мы летим. Папа, наверное, тоже. Поэтому, когда мы заметили группу людей, я, уже вконец обессилев, приземлилась.