Каннибал из 7-ой квартиры
Шрифт:
Эту тираду девочка Валентина Ивановна слушала с интересом. Ей тоже хотелось ходить в модных платьях, дорогих туфельках на высоких каблуках, подолгу сидеть в парикмахерских, создавая себе шикарный образ. Она представляла этих бабников викторстепановичей, толпами ходящих за нею, целующих ей руки и дарящих цветы и драгоценности.
Хиггс стоял чернее тучи. Мыли его путались. Вот эти люди! Стараешься, стараешься, глодаешь их кости, жуешь щетинистую кожу, гениталии, а они норовят в дармоеды, мечтающие об одних лишь развлечениях. Видимо, что-то не то смутировалось в организме мальчика, и надо что-то делать, чтобы дети его метили не в фарцовщики, но космонавты или выдающиеся врачи. А может, зря все это? Может надо
– Вы так не расстраивайтесь, Иван Иванович, - сочувственно тронула его руку Серафима Аркадьевна, срок лет проработавшая учительницей русской словесности.
– Они же дети... А взрослая жизнь скоро расставит их по прирожденным местам.
– Вы думаете?
– с надеждой посмотрел ей в глаза Хиггс.
– Уверена. Вы знаете, скольких учеников я выпустила за сорок лет своей педагогической деятельности? Тысячу двести пятьдесят одного! И что вы думаете? Закончив школу, они становились другими людьми? Полученные знания помогли им добиться высот, о которых они и мечтать не могли? Чепуха! Они оставались самими собой. Троечники продолжали всю жизнь сачковать, считая безделье и сон лучшей жизненной наградой. Ударники шли по жизни с высоко поднятыми головами и постоянно спотыкались о камни или падали в канавы с нечистотами, потому что ударниками делали их не они сами, а родители, проверявшие домашние работы и вовремя подсовывавшие учителям подарки к Празднику работников леса и другим аналогичным праздникам. А отличники? Зубрилы, не видящие жизни, выбирающие супругов как скаковых лошадей или морских свинок, становящиеся начальниками благодаря родителям-начальникам...
– Мне кажется, вы сами себе противоречите...
– сказал Хиггс, давно мечтавший уединиться.
– Вы начали свою речь со слов, что жизнь расставляет людей по местам, которые они заслуживают.
– Конечно, противоречу. У человека в жизни все случается, он всегда получает желаемое, но не различает его в череде предметов и серых людей, и потому кончается одним и тем же - потерями, одиночеством, старостью, смертью.
– Нет, надо определенно съесть вас вместе с вашим пессимизмом!
– сказал Хиггс, и Серафима Аркадьевна засмеялась:
– Непременно, голубчик, непременно!
5.
На следующий день голосовали, и было решено следующим "омолодить" аспиранта. Его звали Виталий, жену его Оксаной, восьмилетнего сына - Борисом. Год назад Виталий с Оксаной развелись (она изменила ему). Пожив некоторое время незамужней, Оксана вернулась в Москву, и Виталию, перебравшемуся к матери, пришлось снимать квартиру. Они постоянно ссорились: понятно, разбитые горшки не клеятся. Поссорились и в день голосования, после чего Оксана порвала рукопись мужниной диссертации, и, взяв сына, укатила в свою село под Полтавой. Аспирант остался один. Серафима Аркадьевна выяснила у него, что он собирается съехать к матери в Чертаново в конце месяца, ведь деньги за него плачены.
Итак, все складывалось благополучно, и Хиггс решил обработать аспиранта сам. Через день после отъезда Оксаны с сыном, Виталий совсем скис, Иван Иванович подвалил к нему с джентльменским набором, те есть двумя бутылками водки и всякими там закусками из чулана Серафимы Аркадьевы, а также котлетами из свежей щуки с салом. После второй или третьей рюмки студент, то есть аспирант, стал плакаться на жизнь, он говорил, что всю жизнь хотел, чтобы всем было хорошо, а выходило все наоборот, ну, вот, как он мог знать, что поступление его в аспирантуру так болезненно воспримется Оксаной, горячо любимой женой? А бросить он ее, то есть аспирантуру никак не может, потому что его с молодых ногтей учили не сходить с дистанции и биться до конца. И что теперь получается? 35 лет прожито, а что делать он не знает. Эх, подвалил бы сейчас Аркадий Гайдар с его горячим камнем, предложил разбить, то непременно махнул бы кувалдой со всей силы и жизнь прожил бы по-другому, мудрее или равнодушнее, как говорил один еврей. Тут Хиггс спросил вкрадчиво, как бы отнесся многоуважаемый Виталий к тому, чтобы начать жизнь сначала, начать, посчитав текущую фальстартом?
– Как это фальстартом?
– удивился аспирант.
– Ну, представьте, вы родились и побежали к своей цели, не услышав, что ринулись не вовремя то есть раньше выстрела из стартового пистолета? И все, что вы преодолели, пробежали, проползли, пролетели или проплыли пошло коту под хвост?
– Ну, не коту под хвост, - вздохнул аспирант Виталий, - Диссертация-то неплохой получилась, но если в сумме взять, то да, коту под хвост. С такой моральной травмой жить дальше, это хромым бежать...
– Так и я про то. Потому и предлагаю вам начать жизнь снова, лет с трех.
– Неплохо бы...
– Да не плохо, а хорошо! Давайте накатим еще по одной, вы согласитесь, и через недельку станете трехлетним мальчиком, сохранив при этом подсознательный опыт прежней жизни?
– Не, через недельку не могу, у меня через месяц защита диссертации.
– По секрету могу вам сказать, что ваша диссертация никому, даже вам не понадобится, потому что ближайшие годы страну захватят политические потрясения, ее ограбят несколько раз и еще раз, и вам, скорее всего, придется работать, вахтером или дворником, чтобы себя хотя бы малоколорийно прокормить.
– Не пойму я вас, - разливая водку, сказал аспирант.
– Вы что, считаете, что трехлетний мальчик лучше переживет ваши политические потрясения?
– Но вы ведь говорили, что вы в душе спортсмен, и любой путь рассматриваете как дистанцию, которую надо кровь из носу, но пройти?
Они выпили. Струйка водки полилась по подбородку аспиранта. Иван Иванович на это сокрушенно покачал головой - Опускается парень, опускается.
– Черт с вами, согласен!
– сказал Виталий, поняв, что собутыльник его не уважает.
– Тогда по рукам?
– По рукам и обмоем это дело!
Они выпили, потом еще отлакировались пивком в "Жигулях", в которых стали закадычными друзьями.
Через неделю аспирант Виталий был съеден Хиггсом, и тот залег вынашивать его на диван. Через пару дней явилась мать Виталия. Серафимой Аркадьевной ей было объяснено, что сын ее уехал в какое-то село под Полтавой в надежде вернуть жену.
6.
Итак, в квартире остался один взрослый, не считая Серафимы Аркадьевны. Хиггсу было странно, что никто его не спрашивает, почему он ест взрослых людей и вместо них рожает детей. Один бывший аспирант Виталий, получившийся настырным светлоголовым мальчишкой с карими въедливыми глазами, ходил озабоченным, потому что как-то ночью ему приснилось, что у него есть сын и жена и потому он должен платить алименты. Утром он поинтересовался у девочки Валентины Ивановны, была ли у него семья.
– Ты к зеркалу подойди, и оно тебе ответит, - схитрила Валентина.
– А потом подойдешь ко мне, и я тебе расскажу, почему тебе надо отказываться от своих научно-исследовательских замашек.
– Ты права, надо жить сегодняшним днем. Мне вот, завтра надо платить за комнату, а деньги с книжки я по известной причине снять не смогу.
– Не парься, Виталик. Мы сейчас все вместе живем, считай, коммуной, и что-нибудь придумаем.
Сказав, девочка Валентина посмотрела на Виталия инквизиторским взглядом.