Каннибализм в греческих мифах. Опыт по истории развития нравственности
Шрифт:
Итак, у Фирмиция мы находим замечательное смягчение мифа. Несмотря, однако, на это, у него говорится не только о растерзании Загрея Титанами, но напирается особенно на то, что тело ребёнка было сварено и съедено. Называя этот поступок неслыханным, он в своём рассказе, толкующем старинный миф как историческое событие, вовсе бы не упоминал об этом каннибализме, если бы съедение Загрея не составляло одну из главнейших, основных черт мифа.
Правда, у некоторых других говорится только о растерзании и варке членов Загрея; так, у Климента Александрийского читаем: «Титаны, разорвавшие его на куски и поставившие какой-то котёл на треножнике, бросили туда члены Диониса и сперва сварили, потом, наткнувши на вертела, ”держали над огнём“. Появившийся затем Зевс, скоро почуяв запах жарившегося мяса, …наказывает Титанов молнией, а члены Диониса передаёт сыну своему Аполлону, чтобы тот схоронил их. [671] Но ввиду повторяющегося всюду рассказа о варке Диониса и ввиду прямого указания, что Титаны съели его, подобные рассказы о погребении являются столь очевидной вставкой позднейших мифографов, что нечего нам больше
Спрашивается только, как отнестись к рассказу Фирмиция о сердце Загрея. В этом отношении мы могли бы, даже без указаний древних источников, смело заключить, что в первоначальной форме сказания сердце Загрея было поглощено самим Зевсом. Мы знаем, что у некоторых каннибалов сердце считается самой лучшей частью во всём человеке. Баудич (Bowdich) говорит, что у ашантьев волхвы, следуя за войском, вырезали сердца врагов, и давали их есть всем тем, кому не удалось ещё убить врага. Под секретом ему передали, что и их царь ел, вместе с своими приближёнными, сердце какого-то знаменитого врага. [672] Мексиканцы, как известно, вырезали сердце у приносимого в жертву человека и клали его сперва в рот идола, а затем делились им между собой. Существует множество сказаний, особенно в романской поэзии, о том, как вырезается сердце то у врага, то у соперника, как его варят и дают на съедение жене или съедают его вместе с ней. [673] В венгерском языке память о пожирании человеческого сердца сохранилась, по-видимому, в странном обороте: «ем твоё сердце», получившем значение прилагательного, и выражающем привязанность к тому лицу, к которому он обращается. [674] Как у почти всех народов, так и у греков сердцу, подобно как и голове, приписывалось первенствующее значение в целом теле человека. Поэтому, зная, что все прочие части тела Загрея были съедены прочими божествами, и что сердце было поднесено старшему из них, Зевсу, мы прямо могли бы заключить, что это сердце было им тоже съедено. Стараясь обойти или замаскировать этот основной мотив мифа, приведённые выше рассказы становятся нелепыми. Если Афина, которая приносит сердце Загрея к Зевсу, желала только вызвать наказание титанов, то не естественнее ли было бы донести о намерении Титанов, не дожидаясь, пока они разрежут Загрея на куски и сварят его? Очевидно, что тут мы имеем дело с позднейшим изменением мифа.
Но мы имеем к тому и более прямые указания, что в орфической теогонии Зевс изображался съедающим сердце своего сына, хотя мифографы очевидно избегают признать этот неблаговидный факт во всей его наготе. У Гигина мы читаем, что сердце действительно было съедено, но не Зевсом, а Семелой: Зевс подносит ей истолчённое сердце Загрея в виде напитка с тем, чтобы она родила его вновь. [675] Зато Прокл и Нонн, хотя и жившие не раньше V века по Р. Х., но тем не менее, по мнению Лобекка, особенно хорошо знакомые с орфическим учением свидетельствуют, что сам Зевс проглотил истолчённое сердце Загрея и затем воспроизвёл его посредством совокупления с Семелой. [676] То, что говорится Фирмицием о статуе Диониса, в груди которой было помещено сердце Загрея, тоже вытекает, вероятно, из первоначального сказания о поглощении этого сердца божеством (Зевсом). Впрочем, это может быть и просто прагматической попыткой объяснить верование в возрождение Диониса или Загрея.
Итак, в орфической теогонии Титаны умерщвляют сына Зевса, Загрея, произошедшего от совокупления его с своей собственной дочерью Персефоной; затем они варят и съедают его тело за исключением сердца, которое съедает сам отец. Потом этот последний наказывает Титанов. Что об этом наказании говорилось уже в самой теогонии, это явствует из слов Нонна: «Зевс, отец первого, съеденного Диониса, высекши мать Титанов карательным огнём, запер убийц украшенного рогами Загрея за воздушными (?) воротами». [677] Неуместность этого наказания очевидна. В первоначальной форме сказания, служившего образцом этому мифу, без сомнения, о подобном наказании в данном месте ничего не говорилось; это, как увидим, явствует из сравнения многих других сказаний. Кроме того, не может подлежать сомнению, что орфический рассказ о наказании Титанов есть, в сущности, только повторение того, что говорилось уже у Гесиода при совершенно ином случае о заключении Титанов в Тартар. [678]
Поэтому мы должны заключить, что прототип сказания о Загрее, изменившийся только вследствие приспособления к орфическим взглядам, имел приблизительно следующий вид:
Боги растерзывают (варят или жарят?) и съедают ребёнка, принадлежавшего одному из них. Отцу достаётся сердце, прочим же – остальные части.
Не знаю только, как отнестись к рассказу об истолчённом сердце, для которого не видится достаточного объяснения в аналогии каннибальских обычаев других народов. Только об африканском народе яггах, живущем за Анголой и продававшем, подобно соседнему народу анзиков, человеческое мясо в мясных лавках, мы имеем известие из XVII века, что они приучены были к каннибализму будто бы следующим образом, напоминающим толчение сердца Загрея. Утверждали, что их королева, желая сделать народ воинственным, истолкла в ступке своего собственного грудного ребёнка и, велев сварить эту массу, помазала ею себя и своих воинов, в убеждении, что это средство защищает от смерти и делает человека непобедимым. Народ принуждён был поступать подобным образом и обещаться, что будет есть человеческое мясо. [679] Этот рассказ не вполне лишён вероятия, так как нечто подобное рассказывалось и о Ганнибале: что он приучал своих солдат к человеческому мясу, с тем чтобы сделать их воинственнее. [680] Как бы то ни было, во всяком случае рассказ о толчении сердца должен, кажется, считаться позднейшим изменением.
Несомненно старинной чертой в мифе о Загрее является его растерзание. В вышеприведённом рассказе Фирмиция мы видели, что в память смерти Загрея были установлены празднества, повторявшиеся каждый третий год, в которых вместо человека растерзывали зубами быка. «Следы таких оргиастических празднеств, – говорит Шёманн, – мы находим во многих местах, как, напр., в Фивах, откуда Менады отправлялись на Киферон, в Танагре, в Дельфах, в Аргосе, в Лаконии, в городе Врисах и на Таигете, на острове Наксе, на Крите и в других местах». [681] Мы можем просто сказать, что этот культ был распространён по всей Греции. В указанных Шёманном местностях он отличался только более грубым характером. При этом Шёманн не упомянул ещё островов Хиоса, Лесва и Тенеда, где этому Дионису приносились в прежние времена человеческие жертвы. [682] Сам он назывался вследствие этого ώμηστής или ώμάδιος, что означает «растерзывающий людей». Порфирий говорит прямо, что и в Хиосе, и в Тенеде приносили Дионису Омадию в жертву человека, которого растерзывали. [683] В этих культах, без сомнения, растерзывали и ели первоначально человека, точно так же, как это делалось впоследствии с заменившим его животным. Это поедание человеческого мяса сопровождалось особенно зверскими приёмами, что подтверждается ещё и названием Диониса Лафистия. Мы знаем, что Зевсу Лафистию приносились в древности человеческие жертвы. Слово же Лафистий происходит, как мы уже заметили, от глагола λαφύσσειν, пожирать, которое применялось почти исключительно только ко львам (в Илиаде), медведям, собакам и орлам. [684]
Замечательно только, что в то время как в сказании о Загрее (и в других) говорится о варке, имя Диониса (Омадий) и культ указывают, напротив, на поедание сырого мяса. В сохранившемся у Порфирия отрывке из «Критян» Эврипида хор жрецов Идэйского Зевса поёт: «Веду чистую жизнь с тех пор, как я посвящён в тайны Идэйского Зевса и блуждающего ночью Загрея, и с тех пор, как я производил гром и участвовал в едении сырого мяса». [685] Мифы представляют, по-видимому, смешение первобытного растерзания живого человека на куски, как оно встречается и поныне у некоторых каннибалов, с позднейшим обычаем есть только вареное или жареное мясо. [686]
§ 28. Некоторые другие мифы о растерзании ребёнка
Пенфей.
В теснейшей связи с культом Диониса является беотийское сказание о Пенфее, сыне Эхиона и Агавы, дочери царя Кадма. Оно является в «Вакханках» Эврипида в следующем виде. Дионис, во время своего победоносного странствования, прибывает между прочим и в Фивы, где старик Кадм уступил царский престол своему внуку Пенфею. Всё семейство Пенфея, за исключением одного только Кадма, относится враждебно к культу Диониса. Зато этот последний наказывает мать Пенфея Агаву и сестёр её, Ино и Автоною, умопомешательством, в котором они отправляются вместе с многими другими женщинами на гору Киферон, где совершают вакхические оргии. Пенфей следует туда же, чтобы, влезши на сосну, увидеть с вершины её, что делают вакханки. Тут его усматривает мать Агава, принимает его в своём умопомешательстве за зверя и, вместе с своими сёстрами и прочими вакханками, ловит и растерзывает его. Эту сцену описывает Эврипид следующим образом: «Агава, схвативши руками его левую руку, и упёршись ногою в бок несчастного, вырвала у него рамя не силою, а ловкостью, которую придал рукам её бог (Дионис). Ино сделала то же с другой стороны, разорвавши мясо, и Автоноя и вся толпа вакханок бросились на него. И поднялся двоякого рода крик: тот стонал, пока ещё дышал, женщины же выли (в восторге). Одна из них тащила рамя, другая ногу вместе с обувью; мясо было содрано с рёбер; иная с окровавленными руками разбрасывала кругом мясо Пенфея… Несчастную же голову, которую случайно схватила руками мать, она несёт по Киферону, наткнувши на остриё тирса [687] , как голову дикого льва, оставив своих сестёр в толпе вакханок». [688]
Эту голову она вручает отцу своему Кадму: «Возьми, отец, в руки и, радуясь моей добыче, созови друзей на пир». [689]
Сходство с мифом о Загрее слишком очевидно, чтобы ещё особенно на него указывать. Оно простирается даже на усилия, с которыми вакханки достают Пенфея с дерева. Сперва они кидают в него камни, взлезши на стоявшую вблизи скалу, затем бросают туда сучьями сосны и тирсами. Потом тщетно стараются опрокинуть сосну, подрывая корни её дубовыми сучьями. Наконец, обступивши сосну, они выдёргивают её с корнями, и Пенфей падает на землю. [690] В мифе о Загрее мы видели, что Титаны должны были сманить его прежде с царского седалища. Этим отчасти напоминается обычай баттайцев, которые, по их собственным рассказам, заставляют своих родителей сперва влезать на дерево, потом, сравнивая их со зрелым плодом, приглашают их сойти опять вниз, и, наконец, пожирают.
Овидий, поместивший сказание о Пенфее в своих «Превращениях», придерживается, по-видимому, Эврипида, не упоминая только о сосне. [691] Аполлодор же ограничивается только следующими словами: «Пенфей, сын Агавы и Эхиона, получивши от Кадма царство, воспрещал это [вакхические оргии]. Отправившись на Киферон, чтобы застичь там вакханок, он был разорван на куски матерью в припадке умопомешательства, ибо она приняла его за зверя». [692] Так же точно и в краткой передаче мифа у Гигина мы не находим ничего такого, что указывало бы на другие формы этого мифа. [693]