Каос в гостях и дома
Шрифт:
– Мы вместе пойдём? – спросил Бьёрнар.
– Да, – сказал Каос.
– Это опасно? – спросил Пончик.
– Нет, нисколечко, – заверила Олауг. – Вот послушайте и представьте, будто вы со мной вместе оказались в Швейцарии. Закройте глаза и идите за мной словно овцы.
– А мы что-то получим? – спросил Каос.
– Да, у меня для вас есть подарки.
Бьёрнар, Каос и Пончик зажмурились. Олауг сбегала в прихожую и что-то принесла.
– Держи, Пончик. Это тебе, Каос. А это тебе, Бьёрнар, и вот тебе, малышка Олауг, – для себя я тоже прихватила. Теперь откройте глаза и посмотрите, что у вас
Послышался звон. Оказалось, что Олауг привезла всем колокольчики.
– Это из Швейцарии, – сказала она.
– Неужели в Швейцарии у коров такие большие колокольчики? – удивился Бьёрнар.
– Бывают и ещё больше, почти как малые церковные, но они бы в мой чемодан не поместились. В Швейцарии у всех коров есть колокольчики, и у каждого – свой голос.
– Ты их нам на самом деле даришь? – спросил Каос.
– Да. Если вновь окажешься на пастбище, Каос, позвени колокольчиком – и мы сразу тебя отыщем. Закройте-ка глаза, давайте попробуем угадать, чей колокольчик звучит.
Она качнула один колокольчик, и он зазвенел.
– Угадайте, чей это?
– Мой, – отозвался довольный Пончик.
– Теперь мы знаем, как он звучит, – сказала Олауг.
Они стали звонить в колокольчики – сначала по очереди, а потом все вместе.
– Как красиво! Получается настоящая мелодия! – похвалила Эва.
Олауг сияла от радости: теперь её друзья наконец-то поняли, как она провела лето.
Весь день они как бы провели в Швейцарии, а потом вернулись домой на самолёте.
Вечером Каос сказал маме:
– Этим летом я был у бабушки и у тёти, жил в Лилипутике, побывал в большом городе, гостил у дяди и тёти, а сегодня я ещё и в Швейцарию слетал!
А когда папа вернулся, завершив последний рейс на голубом автобусе, Каос поздоровался с ним по-швейцарски: «Грюссе!»
И папе с мамой показалось, что они тоже побывали за границей.
Тётя и дядя
Осенью Бьёрнар пошёл в школу, так что с Эвой теперь оставались по утрам только Каос, Олауг и Пончик. Бьёрнар проводил в школе всего несколько часов, а потом возвращался домой. Но сегодня выходной, и Пончик с мамой пошли в лес, Олауг играла с детьми, которые приехали в отель, а Бьёрнар с Эвой и Бьярне отправились в небольшое путешествие на машине.
Каос субботу провёл в Лилипутике, а когда в воскресенье днём вместе с мамой и папой возвращался домой, то им встретился Бьярне, тот торопился назад в город на своём автомобиле, переделанном из хлебного фургона, ведь рано утром в понедельник ему надо на работу. И тут мама и папа решили, что хорошо бы им навестить тётю и дядю, которые жили в пяти километрах южнее города, и попросили Бьярне подбросить их по пути. Конечно, Каос тоже поехал с ними.
Тётя и дядя пообедали и вот теперь сидели за кофейным столиком. Обычно они жили душа в душу, но в тот день их словно подменили.
Дело в том, что у дяди через неделю должен был быть день рождения. Но он уже много дней повторял, что не желает его справлять, а предпочёл бы просто побыть в Лилипутике. Тётя же считала, что так не годится: ведь люди наверняка захотят его поздравить. Дядя многим помогал: он был мастер на все руки – кузнец и столяр, – знал всех в округе и многих в Ветлебю. Вот они и придут его поблагодарить. Значит, дядя должен в этот день остаться дома и встречать гостей.
– Ты что, собираешься созвать всех знакомых? – спросил дядя испуганно.
– Я просто испеку печенье и сделаю бутерброды, а гости пусть приходят тебя поздравлять, когда им удобно.
– Мы что, целый день так и будем сидеть и всех выслушивать? Вот уж мало радости! Я бы лучше делом занялся.
– К счастью, на этот раз твой день рождения выпал на воскресенье. Какая уж тут работа – в выходной! Что-то я не припомню за тобой такого.
– Ну, не совсем работать, – проворчал дядя, – а так, помастерить то да сё. Это другое дело.
– Что-то раньше я о таком не слыхивала, – сказала тётя.
Пока они так препирались, фургон Бьярне притормозил у автобусной остановки. Мама, папа и Каос вышли из машины, а Бьярне покатил дальше в город. Если бы Каос и его родители приехали на автобусе, то тётя и дядя, может, и выглянули бы в окно – посмотреть, не пожаловал ли кто из знакомых, но на этот раз они и головы не повернули, а продолжали спорить. Меж тем окно было открыто и голоса их хорошо было слышно на улице.
Хотели того невольные слушатели или нет, но до них доносилось всё сказанное, слова сыпались всё быстрее и быстрее, словно водопад.
– С какой стати, – возмущался дядя, – человек должен страдать от того, что родился в определённый день? Почему в свой день рождения он обязан сидеть сиднем и принимать гостей?
– Всё-таки шестьдесят лет не каждый год исполняется, – урезонивала его тётя.
– Дурацкая затея! – ворчал дядя. – О чём, скажи на милость, я стану разговаривать с теми, кто заявится меня поздравлять? Того гляди, ещё и подарки принесут! А мне придётся раскланиваться и говорить спасибо… Зачем мне всё это? У нас и так всё есть, живём не тужим и ни в чём не знаем нужды, насколько мне известно. Нет, ни за что! Я уеду в Лилипутик! А если там будет занято, ещё куда-нибудь, найду укромное местечко в горах, где меня никто не найдёт, так и знай!
– Но я уже испекла три кренделя! – всплеснула руками тётя. – И два торта! А ещё заказала кило лосося для бутербродов, собиралась приготовить копчёную форель под яичным соусом и кофе сварить. Я несколько ночей кряду обдумывала, что приготовить, и столько всего уже накупила…
– Только меня забыла спросить!
– Но ты же почти всё время в разъездах: постоянно то к одним ездишь, то к другим, а я сижу одна-одинёшенька…
Тут дядин голос стал ещё грознее, и он сморозил такое, что хоть уши затыкай: