Капабланка
Шрифт:
Может быть, — продолжал Ботвинник, — это объясняет и шахматную карьеру Капабланки. Когда он был молодым, он тоже не использовал многие свои резервы, а потом, когда я с ним познакомился (ему было тогда 46 лет), он играть по-прежнему уже не мог".
Капабланка и сам чувствовал, что с ним что-то неладно. Он явно отстал в дебюте, и поэтому даже не равные ему по силе противники в начале партии часто легко уравнивали позицию и добивались ничьей, поскольку ничья с чемпионом мира всегда желанна и почетна. Чтобы восполнить пробел в дебютной подготовке, надо было много работать, изучать литературу, следить за теоретическими новинками, придумывать их самому — вообще заниматься тем, что составляет научную сторону игры. Капабланке, отвыкшему от напряженной работы,
"Отдалимся от научности
Шахматы никогда не достигнут своего апогея, следуя путями науки. Уже теперь маэстро, чтобы добиться победы, пользуются не только техническими тонкостями, но учитывают и психологическую сторону игры. Сделаем поэтому новое усилие и при помощи фантазии превратим борьбу техники в борьбу идей!
Х. Р. Капабланка"
Но сам Капабланка не внял собственному призыву и упорствовал в своих ошибочных установках до конца жизни. В 1937 г. он писал: «О себе лично могу сказать, что стиль моей игры совсем не соответствует моему южному происхождению. При большой любви к простоте я всегда играю осторожно и избегаю риска. Думаю, что поступаю правильно, ибо „излишняя смелость“ противоречит сущности шахмат, которые не азартная игра, а чисто интеллектуальная борьба, основанная на логических данных».
А в примечании к короткой, 21-ходовой, партии с Лилиенталем 1936 г. Капабланка писал: «В ответственных партиях я принципиально не позволяю себе рисковать».
Конечно, отрицание риска, творческих дерзаний, чрезмерное стремление к упрощениям снижали возможности Капабланки!
ПОСЛЕДНИЙ ТРИУМФ ЧЕМПИОНА МИРА
Неудачи в турнирах 1924 и 1925 гг. заставили призадуматься и самого Капабланку, и его влиятельных американских поклонников. А слава Алехина, весной 1925 г. блестяще, без единого поражения, завоевавшего первый приз на международном турнире в Баден-Бадене, где играли все лучшие шахматисты мира, кроме Капабланки и Ласкера, стала затмевать славу кубинца. Разносторонний, яркий, волевой стиль игры русского маэстро стали сравнивать в пользу Алехина со стилем Капабланки, утратившим прежний блеск.
Капабланка в 1926 г. взял первый приз в небольшом турнире в Лейк-Хопатконге (США), где еще играли Маршалл, Мароци, Купчик и Эдуард Ласкер, но этого было явно недостаточно для возрождения былого реноме чемпиона мира.
Нельзя было больше и оттягивать принятие вызова Алехина на борьбу за мировое первенство, поскольку претендент уже договорился с правительством Аргентины о финансировании матча, который был назначен на конец 1927 г.
Чтобы одним ударом восстановить утраченное доверие и заодно «осадить» претендента, решено было провести с 19 февраля по 25 марта 1927 г. в Нью-Йорке матч-турнир шести сильнейших шахматистов мира. В нем приняли участие Капабланка, Алехин, Видмар, Маршалл, Нимцович и Шпильман. Каждый с каждым играл по четыре партии.
Произвело неприятное впечатление неприглашение Ласкера, который во всех турнирах обгонял Капабланку. Старый корифей был очень обижен и в печати обрушился на Капабланку, который на это ответил так: «Дважды с 1911 г. я счел необходимым защищаться от нападок со стороны Ласкера и был вынужден даже перестать разговаривать с ним в течение нескольких лет. В конце концов я простил его: во-первых, потому, что всегда питал к нему восхищение, как к великому шахматисту, во-вторых, потому, что он гораздо старше меня, в-третьих, за то, что он столько лет был чемпионом мира. Теперь в третий раз Ласкер обрушивается на меня, хотя с моей стороны это ничем не вызвано».
Формально Капабланка был ни при чем, но, конечно, это для него постарался оргкомитет, опасавшийся новой победы Ласкера.
Не участвовали в турнире Рубинштейн, единственный из маэстро имевший лучший счет против Капабланки (один выигрыш при нескольких ничьих), Рети, выигравший после долгих лет «иммунитета» от поражений в 1924 г. у чемпиона мира, и Боголюбов, потребовавший экстра-гонорар. Оргкомитет отказал ему в этом, но Капабланка написал «немецкому» маэстро письмо, в котором обещал, что если тот возьмет второй приз, то он с ним сыграет в первую очередь матч на мировое первенство. Это письмо стало известно Алехину, и он его не забыл. Боголюбов же играть в турнире отказался.
Алехина, уже обеспечившего проведение матча, возмутило и другое. Несомненно, чтобы угодить Капабланке, оргкомитет включил сначала в программу турнира пункт, что первым кандидатом на матч с чемпионом мира будет участник, занявший в турнире первое или второе (если первым будет Капабланка) место. Алехин заявил резкий протест и пригрозил отказом от участия в турнире, если пункт не будет снят, и оргкомитет был вынужден принять ультиматум Алехина, так как без его участия турнир терял всякое значение. Но у Алехина остался горький осадок от этой трепки нервов.
Накануне турнира Капабланка опубликовал в газете «Нью-Йорк таймс» статью, в которой просвечивала тревога за исход предстоящей борьбы. Дав лестные характеристики участникам турнира, и особенно Алехину, «который может считаться достойным претендентом на мировое первенство», Капабланка перешел к себе:
"Остается обсудить только шансы автора этих строк. Было бы отъявленным лицемерием сказать, что я не рассматриваю себя как претендента на одно из первых трех мест. Если попросту сравнить мои предыдущие достижения с достижениями любого другого участника, вывод напрашивается сам собою. Да и ясно, что чемпион мира должен обладать качествами, которые не так-то легко обнаружить у его соперников. Я сознаю, однако, что такие качества непостоянны и что теперь я, может быть, слабее, чем в свои лучшие времена — десять лет назад. По моему мнению, я был в расцвете сил в Гаване, когда играл матч с Костичем и тот проиграл пять партий подряд. С другой стороны, некоторые из моих соперников, если не все, теперь сильнее, чем раньше. Насколько велика разница в результате снижения моих сил и усиления соперников, покажет итог турнира.
Интересно сравнить прошлое с настоящим. В своем первом международном турнире в Сан-Себастьяне в 1911 г. я не вызывал большого доверия как претендент на первый приз, но был полон честолюбия и благодаря Богине Удачи преуспел в завоевании славы. Сейчас я заслужил доверие, которое достигается лишь годами непрерывных успехов, но честолюбия почти нет, и легкомысленная Лэди уже не так добра ко мне. Тогда я не знал достоинств своих противников, но обладал огромной работоспособностью. Теперь я изучил противников до косточки, но — увы! — работоспособность уже не та. Тогда я был очень нервен и легко расстраивался. Теперь я холоден, собран и меня не взволнуешь и землетрясением! Я теперь имею больше опыта, но меньше сил. Может ли возродиться былая сила? Скоро увидим. Сцена готова, и вот-вот взовьется занавес над тем, что должно быть одним из самых достопамятных шахматных соревнований".
В этом высказывании раскрыты классические ощущения опытного профессионала перед трудным выступлением. Но течение турнира показало, что Капабланка сумел на этот раз полностью мобилизовать себя и возродить «былую силу», которую он недостаточно холил.
Уже с третьего тура Капабланка захватил лидерство и до самого конца не выпускал его, из круга в круг увеличивая разрыв между собой и ближайшим соперником. Он выиграл матчи из четырех партий у всех участников, в том числе у Алехина (+1, =3). Капабланка обеспечил себе первый приз за несколько туров до конца и, не имея ни единого поражения, обогнал взявшего второй приз Алехина на 2 1/2 очка! В его партиях, как и раньше, сочеталась глубокая стратегия с блеском остроумных комбинаций. После такой заслуженной победы трудно было поверить, что Капабланка может утратить звание шахматного короля.