Капер Его Величества
Шрифт:
Вопрос стоял один: что делать дальше?
Леруа снял шляпу, вытер пот со лба рукавом потной рубахи и обвел взглядом собравшихся:
– Благоразумнее всего было бы поделить это золото (ящик стоял на палубе) и немедленно лечь на обратный курс.
Толпа измазанных кровью и пороховой копотью корсаров одобрительно загудела. Делить они любили и обратный курс явно предпочитали всякому другому.
– Но вы сами видите, что это невозможно.
Толпа опять загудела – в том смысле, что невозможно, но очень хочется.
– У
Леруа снова вытер пот. Было видно, что он напряженно размышляет по ходу своего выступления. У него не было никакого заранее подготовленного плана, но он не хотел бы это показать.
Жаке понял это лучше других.
– Говори, капитан.
– Нам нужно пристать к берегу и заделать пробоины.
Боцман понимающе хмыкнул и протянул свою трубку одному из оставшихся в живых негру, с тем чтобы тот набил ее и прикурил.
– Это мы и сами понимаем, капитан.
Леруа надвинул шляпу на глаза и из-под ее полей бросил на своего слишком проницательного боцмана откровенно неприязненный взгляд. Тот ничуть не испугался, он понимал, что капитан сейчас обдумывает, как бы ему обмануть команду и присвоить себе все добытое золотишко. Поймав Леруа на этом намерении, Жаке, учитывая его авторитет, вполне мог сам стать капитаном. Любая смена власти происходит под лозунгами восстановления справедливости. Человек, боровшийся за справедливость, впоследствии имеет возможность попирать ее некоторое время на вполне законном основании. Время достаточное, чтобы набить собственный карман.
Вряд ли кривоногий боцман заходил в своих планах так далеко, вряд ли они мыслились им в столь витиеватых выражениях. Одно несомненно – он почувствовал, что настает его час. Зная жадность Леруа, он был уверен, что тот сейчас начнет плести интригу, жертвой которой и станет.
– Вас всех интересует, что делать с этим золотом, как с ним поступить?
Раздались многочисленные крики, из них следовало, что именно об этом все непрерывно и думают.
– Что ты предложишь, капитан?
Глядя на улыбающегося, покуривающего Жаке, Леруа громко произнес:
– Я предлагаю поступить с ним по закону.
– Какому закону? – насторожился боцман и вытащил трубку изо рта.
Леруа усмехнулся:
– По закону берегового братства.
Этот закон был известен не всем, поэтому Пирес счел нужным пояснить:
– Закон гласит, если не было специального договора, то капитан получает две пятых всякой добычи. Помощник – одну двадцатую. Когда он является к тому же штурманом, то одну десятую. Одну двадцатую получает и главный канонир.
Пирес замолчал, что вызвало неудовольствие капитана Леруа:
– Ты не все сказал. Оставшиеся деньги делятся поровну между всеми матросами, оставшимися в живых. Раненые получают полторы доли.
Жаке уже понял, к чему ведет Леруа, и поэтому решил перехватить инициативу:
– Боцман получает две матросские доли, а в случае ранения – три.
Леруа встал с бочонка, на котором сидел:
– Все удовлетворены таким дележом?
Довольное гудение было ему ответом. Еще бы – по самым скромным прикидкам, каждый из этих негодяев мог получить чуть не по пять тысяч ливров. На эти деньги можно было спокойно начать дело на родине, купить таверну или хороший виноградник и навсегда забыть о южных, западных и прочих морях.
Всеобщее веселье прервал Жаке:
– Заткнитесь, скоты!
Галдеж сделался умереннее, в тоне матросов появилась нотка недоумения: что ему нужно, этому кривоногому?
– Вы что, хотите сказать, что я должен получить долю боцмана?!
Установилось молчание, полное напряжения, как всегда бывает перед переделом собственности. Все уже свыклись со своими деньгами, а теперь, кажется, появился человек, который будет требовать отказаться от их части.
– Разве я плавал на правах боцмана, а?! Разве я не имею права на долю помощника?!
Всеобщее недовольное молчание было ему ответом. С одной стороны, все были готовы признать, что Жаке был более чем боцманом, что боцманом его называли по инерции, потому что он состоял в этой должности при прежнем хозяине, но… Доля помощника в пять раз больше доли боцмана.
Жаке в ярости повернулся к Леруа:
– А ты, ты что, не признаешь меня своим помощником? Отвечай!
Капитан улыбнулся той очаровательной улыбкой, что подкупила в свое время в бристольском порту несчастного Уильяма Кидда (он, кстати, все еще находился в мешке: никому не пришло в голову вспомнить о нем).
– Признаю.
Ожидавший отпора Жаке поперхнулся.
– Ты хочешь взять долю помощника – бери. Может быть, ты хочешь прибавить к ней долю штурмана – пожалуйста. Хотя, по правде, штурманом скорее можно назвать меня. Ты не можешь отличить секстант от буссоли.
Пропустив мимо ушей оскорбления, Жаке спросил, набычившись:
– Так ты отдаешь мне долю помощника?
– Такими вещами я распоряжаться не могу, пусть скажет команда.
Это был страшной силы ход.
Обернувшись к команде, боцман увидел непроницаемые, мрачные лица. Никто не хотел признавать помощника помощником и платить ему жалованье из своего кармана.
– Вы что, негодяи! Вы забыли, кто я такой?! Вы забыли, кто такой Жаке?!
Теряя чувство реальности, боцман распалялся все больше и больше. Он двинулся к плотному строю корсаров, широко и громко ставя на палубу мощные башмаки. Раньше от одного его вида эти головорезы начинали трепетать. В этот раз все было по-другому. Никто не шевельнулся.
Чувствуя, что надо применить более сильные аргументы, чем словесные угрозы, Жаке отбросил в сторону свою дымящуюся трубку и выхватил из-за пояса пистолет. Вытащил и начал поднимать, раздумывая, кому бы первому всадить пулю в лоб.