Капитан Два Лица

Ригби Эл

Как оказалось, туманно упомянув встречу в море, тилманец сильно приуменьшил размах задуманного с Азралахом предприятия — напасть на окраинные острова гоцу. Далеко идущих целей по захвату и подчинению работорговцев сагиб и король не ставили: все же они способны были правильно оценить масштаб сил и шаткость равновесия в мире. Если боги дают притону унижения и смерти существовать, тоже ли людям мешать этому? Рейду предстояло быть скорее карательно-предупреждающим: недавно гоцу разорили несколько городов на побережье Дагиры, и уже несколько раз их приходилось — ценой немалых усилий — выдворять из общей сокровищницы, с Агары. Несомненно, правитель Тилмы, которому наскучило сидеть дома, с удовольствием схватился

за возможность, как он сам говорил, «немного размяться».

Услышав ужасную новость о Розинде, юный правитель всплеснул руками и возопил: «Прекрасно!». Дуан не схватил его за горло только потому, что на тот момент еще сидел и приходил в себя. Впрочем, радость тилманца была понятна: тот справедливо полагал, что теперь компанию его небольшой флотилии составит альраилльская. Быстрых заморских кораблей у обоих королевств было пока мало, в то время как гоцу уже почти на треть обновили флот. Но вместе вышло уже целых три дюжины, и это если не брать в расчет силы шедшего со своей стороны Азралаха. Так что, с точки зрения Вударэса, для которого предстоящее было всего лишь увеселительной прогулкой, все складывалось крайне удачно.

Ганнасский флот поднимали спешно, но сигналу крайней тревоги. «Ласарра» пошла с отрывом от прочих кораблей примерно в четыре пэлиры и держала его все время. Никто даже не успел удивиться, что сам король предпочел двинуться в путь на борту незнакомого судна со спущенными флагами. До военного руководства донесли, что именно этот барк передал вести о пленении принцессы Розинды. И полученных сведений оказалось достаточно, чтобы пока не задавать Дуану — взвинченному, злому и отрывисто отдававшему один приказ за другим, как никогда напоминавшему отца, — лишних вопросов. Армия просто пошла за королем, как и должна была.

Внутренне Дуан захлебывался от гнева. Почему пираты юркой маленькой бригантины, по слухам, относившиеся все же к Волкам, а не к Крысам, поступили именно так? Не привезли принцессу в Ганнас, чтобы получить обещанное вознаграждение, даже не затребовали собственную цену? Просто потащили ее в гнездо самых отвратительных тварей из ныне существующих, будто мстя за что-то. За что? За старые столкновения? Но ведь они не могли знать, кто скрывается под личиной короля Альра’Иллы…

Камэш и Вудэн услужливо посылали Дуану образ за образом, страх за страхом. Он видел сестру жертвой для Джервэ, пожиравшей молодых девушек каждое начало фиирта. Видел рабыней, прикованной цепями в каком-нибудь бараке и насилуемой десятком сагибских отпрысков каждую ночь. Видел «живой статуей» — говорили, что один из нынешних правителей Заморья обливает красивых пленников и пленниц жидким золотом, чтобы украсить свой сад. Здесь, за пределами Морского Края, где единственным островком относительной цивилизации была Дагира, с юной девушкой могли сделать все что угодно, вещи намного более гадкие, чем рисует воображение. Именно поэтому Дуан снарядил флот, вместо того чтобы пытаться требовать мира.

Лишь то, что он снова находился на своем корабле и то, что команда не успела ни в чем его заподозрить, немного приводило в чувство. Ровно настолько, чтобы продолжать говорить и слушать, на этот раз — слушать того, кого хотелось по-настоящему услышать всегда.

— Ты уверен, что готов знать?

Дуан решительно кивнул, Железный улыбнулся. Он давно перестал смотреть вперед и теперь вглядывался в лицо короля Альра’Иллы.

— Эти события… — наконец медленно начал Тайрэ. — Занимают по времени едва ли не столько же, сколько все, о чем ты уже услышал. Но их я, даже если постараюсь, не размажу больше, чем на пару дюжин фраз. И все же я попробую.

Он набил трубку и начал курить. Кольца крепкого дыма быстро истаивали от сильного встречного ветра. Дул фасвар, бриз со стороны начала Рассветной Лестницы. Дуан ждал.

— Твой дед погиб вскоре после того, как моя семья ушла. Советники, бароны — все были

в ярости, скалились на меня, еще когда все только началось, а после гибели Овега, да хранит нас его сиятельный взор, ополчились вовсе. Но твой отец неизменно защищал меня. Мы выросли и — все трое — стали сильнее. Ле Вьор научился воевать и научил твоего отца, а твой отец нашел в себе силы не повторить ошибок своего. Вернул ко двору старых полководцев вроде Ноллака, возобновил бои и через меня воззвал к пиратской гильдии. Да, он не прогнал меня от себя, как другие — и Габо тоже — считали правильным. Он позволил мне делать то, для чего меня растили. Я смог поднять Соколов, и мы — все вместе, ничью роль здесь не стоит преуменьшать, — победили нуц. Но, несмотря на это, предательство Эйратов всегда оставалось в памяти твоего отца свежим, Ино. У него были причины. Он боялся. Боялся не столько меня, сколько того, о чем я напоминал. Да и мое возвышение среди Соколов ему не нравилось, не нравилось и Габо: он к тому времени окончательно меня возненавидел. Война кончилась, Соколы уже не были так важны. Ле Вьор стал гадить нам в мелочах, как только мог, нашептывать Таллу, напоминать. Доносил обо всех нарушенных приказах, даже самых мелких. Если мы не желали тайно грабить чужое судно… например, потому, что помимо сокровищ оно перевозило раненых… об этом сразу узнавал твой отец. Это копилось. Нарастало. Соколы конфликтовали с военными, я конфликтовал с Габо. В итоге, как ты можешь видеть, я — тот, кто я есть. И я… — Железная ладонь легла рядом с ладонью Дуана на полированное дерево. — Рад, если, услышав все и поняв, сколько я от тебя утаил, ты не попытаешься всадить мне нож под ребра. — Подумав, старый капитан хмыкнул и добавил: — Хотя ты, конечно, можешь попробовать, но после этого я сломаю тебе руку в трех местах и…

— Стой. Приказываю.

— Ха.

Дуан поднял голову и привстал на носки. Даже так он по-прежнему уступал Тайрэ в росте, но все же было как-то проще. Наставник наоборот чуть наклонился, и Дуан улыбнулся, уже почти безошибочно читая выражение бесцветных, опутанных сетью морщин глаз. Железный действительно ждал ответа и, пожалуй, беспокоился.

— Для меня не так важно, кто я, — тихо произнес Дуан. — Тайрэ или Эйрат. Других вариантов у меня ведь нет. Что поменялось, кроме последовательности букв?

Обветренные губы дрогнули, растягиваясь в улыбку, но на лице осталась тень, тень пристального ожидания чего-то еще. Последнего вопроса. И король Альра’Иллы его задал, хотя немного боялся и сам.

— Тилманец говорил, еще одной причиной вашей ссоры с отцом было то, что ты и моя мать… — Дуан оборвал сам себя, сбитый с толку новой внезапной мыслью. Озвучить ее было еще сложнее, но он решился: — И если это так, я вдруг подумал, может быть, ты и я…

Багэрон Тайрэ подождал, но с губ Дуана не срывалось больше ничего. Тогда, сделав последнюю затяжку и загасив трубку, Железный с грустной усмешкой покачал головой.

— Ты не мой кровный сын, Ино, если твое невнятное мычание я понял верно. Думаю, мой отпрыск был бы повыше, да и поспокойнее.

Дуан сердито фыркнул, но тут же ощутил, что к щекам приливает краска досады. Как ему вообще могла прийти в голову подобная глупость, как, зная мать? Он хмуро глянул исподлобья, и Железный тут же потрепал его по макушке.

— Никто не спорит о близости тан, юный Сокол. Но… я никогда не любил твою мать в том порочном смысле, какой вкладывал в эти слова Габо ле Вьор. — Усмешка стала шире. — Это было бы не только подло, но и странно; я всегда предпочитал совсем других женщин, иначе ревнивая Рыжая наверняка давно бы скормила меня каким-нибудь рыбам. И все же… — Выражение лица резко переменилось. Веселость стерлась с него разом. — Я ее любил. До безумия.

Ветер ослаб; волны теперь плескали чуть тише. Дуан прикрыл глаза.