Капитан «Дьявол». История пирата (часть первая)
Шрифт:
— Ваши соотечественники, — услышала она грубый и резкий ответ ирландки.
— Матрос ее избил, — пояснил Питер. — Пьяный был.
В это время один из офицеров корабля, заметив Джозиану, подошел в ней и, поклонившись, произнес:
— Добрый день, миледи! Я никак не ожидал увидеть вас здесь и в обществе этих скотов.
Джозиана посмотрела на офицера так, что тот немедленно пожалел о сказанном.
— Следите лучше за своими скотами, — сказала она, едва сдерживаясь, чтобы не нагрубить.
От матери Джозиана унаследовала сердечную мягкость и душевную доброту. К проданным в рабство каторжанам она относилась как к
— Больно? — участливо спросила Джозиана ирландку.
— Не сладко, — ответила Элин, но в ее голосе уже не было враждебности.
— Звери, — произнесла Джозиана и, подозвав солдата, приказала прислать двух рабов.
Солдат немедленно бросился исполнять распоряжение
— имя губернатора в устах его дочери значило многое.
— За что тебя? — все так же мягко поинтересовалась англичанка, но Питер поспешил объяснить все сам, добавив, что Элин сейчас лучше помолчать.
Комментарий Джозианы к рассказу врача был краток:
— Свинья!
Уважительно посмотрев на Элин, она добавила:
— Но вы смелая!
Подошел Огл и сказал, что его прислал старший надсмотрщик. Джозиана хотела потребовать еще одного каторжанина, негодуя, что ее распоряжения не выполняются, но Питер убедил англичанку, что у Огла хватит сил, чтобы донести Элин до невольничьих бараков.
— До вашей хижины, Питер, — поправила врача Джозиана. — Я думаю, что там ей будет лучше, а с отцом я все улажу.
Хотя распоряжение дочери губернатора и вызвало удивление у матросов и офицеров, солдат и надсмотрщиков, перечить они не решились. Джозиана часто пользовалась слабостью отца к своей дочери, и с ее волей приходилось считаться, поэтому солдаты расступились, пропуская Огла, несшего Элин. Питер задержался, придерживая Марга, пока Джозиана садилась в седло. Подавая девушке поводья, Питер внезапно пристально посмотрел на нее, раздумывая — стоит или нет? Заметив этот взгляд, англичанка спросила:
— Вы хотите мне что-то сказать, мистер Стэрдж?
Врач секунду колебался: стоит ли говорить? Что может она сделать? Но не попробовать изменить судьбу Кинга, было бы проявлением малодушия.
— Да, миледи, у меня к вам просьба.
— Какая?
— Если это возможно, облегчите участь Кинга Сэлвора.
Тонкие брови Джозианы удивленно приподнялись.
— При чем здесь Кинг?
— Ах, я вам не сказал! В общем, его избили и увезли.
— Куда?
— К губернатору!
— Но за что?
— Это он проучил того пьяного матроса, который бил Элин. Его хотели убить здесь, но потом решили отвезти к вашему отцу.
Джозиану встревожило это сообщение, она понимала, что ирландца ждет суровое наказание.
— Что же его ждет за это?
— Смерть!
Джозиана вздрогнула, она предполагала любое наказание, но не казнь.
— Вы уверены в этом? — быстро спросила англичанка.
Питер печально вздохнул.
— Я умею не только лечить синяки и кровоподтеки, но и ставить их. На основании этого опыта могу утверждать, что
Кинг бил сильно и зло. Если к этому добавить сопротивление, оказанное им при аресте, то можно смело говорить, что веревка ему обеспечена.
Теперь у Джозианы не оставалось сомнений — Сэлвору угрожает смерть. Не нагни Питер голову он, несомненно, заметил бы неподдельную тревогу на красивом лице девушки. Но Питер не поднял глаз и не догадывался о том, какую боль несли его слова в ее сердце.
— Да, конечно, мистер Стэрдж, я немедленно… сейчас… что-нибудь постараюсь… сделаю.
— Мы были бы вам очень благодарны, Кинг — хороший товарищ, — произнес Питер, но Джозиана уже не слышала его. Повернув коня, она ожгла Марга хлыстом, и тот рванулся с места сразу в карьер, вихрем промчался по ремонтной площадке, стрелой полетел сквозь цепь раздавшихся солдат и скрылся за ближайшим строением, унося очаровательную всадницу.
Питер не думал, что Джозиана сумеет отвести наказание, но смягчить его она могла. Стэрдж строил расчет на отцовской любви и лояльности дочери губернатора к осужденным.
«Только бы успела!» — подумал врач, бросив вслед всаднице взгляд, полный надежды и тревоги, и поспешил к Элин.
В тот момент, когда Джозиана подъезжала к месту ремонта фрегата, во дворе губернаторского дома происходила следующая сцена.
Когда старший надсмотрщик доложил его высокопревосходительству о том, то произошло в порту, Эдвард Стейз пришел в неописуемую ярость. Стычки между рабами и колонистами не были редкостью на островах. Губернатор не обращал на это никакого внимания, надсмотрщики сами вершили суд и расправу, а затем докладывали губернатору и тот вполуха выслушивал сообщение — в конце концов, виноватыми всегда оказывались рабы, даже если и были правыми.
Но этот случай был особым. Никогда еще рабы не доводили дело до такого конца, да еще с матросом флота его величества! К тому же это сообщение пришло во время беседы губернатора с капитаном фрегата, и губернатор решил не медлить с разбором.
Этот странный и, на первый взгляд, необъяснимый взрыв служебного рвения можно было легко понять, если учесть отдаленность островов. Губернатору надоело прозябать в безвестности на этих богом забытых землях. Нет, он не желал возвращаться в Старый Свет — в Англии он ничего не смог бы добиться, это губернатор отлично понимал. Но новая колония, гораздо б'oльшая, нежели эта — это было бы как раз то, что нужно. Отсюда весь рог изобилия, который осыпал своими благами английских моряков: отменный уход за ранеными, обильная и хорошая пища, особое внимание к офицерам, бесперебойная и своевременная поставка всего необходимого для ремонта, прекрасные помещения на берегу для рядового состава. Все это должно было, по расчетам Эдварда Стейза, оказать должное впечатление на капитана Чарникса который, по прибытии в Англию, конечно, не забудет упомянуть тот прием, который был ему оказан на Багамских островах.
Быстрая и жестокая расправа — вот что, по мнению губернатора, могло изгладить неприятное впечатление об этом инциденте. Именно с этой целью он появился во дворе. В расстегнутом камзоле, с позеленевшим от злости лицом, вращая налившимися кровью глазами, его превосходительство, сопровождаемый капитаном, подошел к повозке, с которой его раболепствующие подчиненные только что сняли Сэлвора.
Почтительно и быстро расступились они, давая возможность губернатору пройти к повозке, к колесу которой был спиной прислонен сидевший на земле ирландец. Едва удостоив последнего взглядом, Стэйз рявкнул: