Капитан «Дьявол». История пирата (часть первая)
Шрифт:
— Черт возьми, леди, — сказал Сэлвор, утолив жажду. — Вы второй раз спасаете мне жизнь, а я, грешный, ничем не могу отблагодарить вас.
— Не стоит говорить об этом, Сэлвор, — произнесла Джозиана. — В вашем положении это очень затруднительно, но я заранее уверена, что вы сделаете все возможное, чтобы доказать свою признательность.
— Почему вы так думаете? — спросил Кинг.
— Вы слишком благородны, чтобы забывать все, что делают для вас, — ответила англичанка. — Впрочем, для меня вы все равно загадка.
— Так же, как и вы для меня.
— Вот как!
— Не удивляйтесь, Джозиана, вы не против подобного обращения?
— Нет, Сэлвор. Ведь мы достаточно знаем друг друга.
Кинг положил голову на дощечки, давая шее отдохнуть, и почувствовал, как рука девушки мягко коснулась его щеки.
Кинг вздрогнул, в его памяти всплыла картина прошлых лет: белокурая девушка сидит на земле и гладит волосы и лицо юноши, лежащего возле нее.
Кинг судорожным движением схватил руку девушки и прижал ее к своей щеке, быстро шепча:
— Не пугайтесь, но, прошу, не убирайте вашу руку.
Трудно сказать, что испытывал Кинг в эту минуту, но вряд ли он, истерзанный безжалостным бичом, обреченный на медленную смерть, влюбился в прекрасную англичанку.
Он был еще очень далек от этого святого и возвышенного чувства и был уверен, что очень скоро ему придется уйти из этой мира.
Джозиана молчала, но на ее лице, как в зеркале, отражались чувства англичанки.
— Господи! — зашептала она, поднимая глаза к покрытому хрустальными каплями потолку. — Почему ты так несправедлив? Зачем ты оделяешь властью и силой злобных тупиц, заставляя повиноваться им благородные и отважные сердца?
— Не стоит взывать к богу, — глухо произнес Кинг. — Он все равно не внемлет, а если и услышит, то не поможет.
В голосе Кинга Джозиана услышала неуважение к имени создателя и спросила:
— Разве вы не католик?
— Увы! Я не верю ни Папе, ни Лютеру. — Почувствовав, что англичанка резко отдернула руку, Сэлвор вздохнул. –
Теперь вы будете ненавидеть меня.
— Что вы, Сэлвор! — Джозиана холеными пальчиками провела по грязным волосам ирландца. — Я думаю, что каждый волен верить в то, что он считает правильным, но, признаюсь, я не могу представить себе, как можно жить не веря.
Кинг быстро поднял голову.
— И я верю! В себя! В свои руки! В свой ум! В верное плечо товарища! В крепкий кулак, черт возьми, во все то, без чего не могу считать себя человеком!
— Но кто тогда создал этот мир? И нас в нем поселил?
Кинг медленно опустил голову.
— Вы требуете ответа на вопрос, который выше моего понимания.
— Да, вы правы, — сказала Джозиана, — вопросы веры лучше оставить тем, кто разбирается в них больше, чем мы. В конце концов, не так важно во что верить, гораздо важнее оставаться самим собой.
Джозиана присела у спины Сэлвора, сняла с нее мокрую ткань, перевернула ее и положила обратно, что заставило Кинга вновь заскрежетать зубами.
Поднявшись, девушка взяла фонарь и услышала голос Кинга, мягкий и ласковый, так не вязавшийся с его смелой грубоватой натурой.
— Вы уже уходите?
— К сожалению, Сэлвор. Сейчас уже полночь и я не хочу, чтобы кто-то узнал, где я бываю.
— Вы правы, Джозиана. Ваш отец — сама жестокость и тем удивительнее, что у него есть вы — очарование и добродетель этого мира.
— Не думала, что вы умеете льстить, — с улыбкой укорила девушка ирландца.
Кинг тоже скривил разбитые губы в подобие улыбки.
— Еще не научился, миледи.
— Охотно верю.
— Будьте осторожны!
— Хорошо. В корзинке фрукты и хлеб.
— Благодарю вас!
— Постарайтесь уснуть. Спокойной ночи!
— Приятного вам сна!
Скрипнула потайная дверь, и фигура прекрасной англичанки, мелькнув в проеме, исчезла.
Кинг глубоко вздохнул и придвинул к себе корзинку. Голод дал о себе знать и неудивительно, что плоды и хлеб
Сэлвор уничтожил со всей возможной скоростью, на которую были способны его челюсти, выплевывая лишь то, что не мог переварить человеческий желудок.
Опустошив корзинку, он взял початую бутылку, и в темноте послышалось громкое бульканье, свидетельствовавшее о том, что жидкость переходит из сосуда искусственного в сосуд естественный. Выпив все вино, ирландец старательно вымазал бутылку и зашвырнул ее в темноту подвала так далеко, насколько позволяла ему израненная спина.
На сытый желудок сон приходит быстрее, и Кинг, поудобнее устроившись, смежил веки.
Утром Джозиана вышла к столу, как обычно, подшучивая над тропической погодой, островом, со смехом и улыбками. Она выглядела такой, как привык видеть ее отец, который облегченно вздохнул — проклятый раб вылетел у нее из головы, но ошибался. За завтраком Джозиана принялась вновь настаивать на освобождении ирландца, утверждая, что так необходимо поступить во имя справедливости. Губернатор, для которого счастье дочери было превыше всего, после недолгих возражений согласился, оговорив, правда, при этом, что еще одни сутки благотворно подействуют на строптивый нрав раба, и тут же приказал отнести в подвал порцию воды и пищи. Удовлетворившись этим, Джозиана уверила отца в своем дальнейшем послушании к великой радости последнего.
Ночью Джозиана навестила Кинга, принеся не только вино и хлеб с плодами, но и известие о скором освобождении ирландца. В свою очередь Сэлвор сказал, что его самочувствие значительно улучшилось, его здоровью можно было позавидовать.
— Напрасно все это, — неожиданно произнесла девушка.
— Что? — не понял Кинг. — О чем вы?
— Раб — пес, его бьют и он лижет хозяину пятки. А вы не собака, Сэлвор, а волк. Избивая волка можно принудить его к покорности лишь на время, но не навсегда — легче убить этого зверя.