Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным
Шрифт:
– Ждите! – крикнул Хорнблауэр.
Его мозг работал, как счетная машина, учитывая ветер, волны, время и расстояние. «Лидия» медленно поворачивалась. Хорнблауэр заставил орудийные расчеты правилами вручную развернуть каронады. Толпа у фальшборта «Нативидада» ждала. Две каронады оказались прямо против нее.
– Пли!
Каронады выплюнули тысячу ружейных пуль прямо в плотно сгрудившихся людей. Минуту стояла тишина, потом по «Лидии» прокатилось оглушительное «ура!». Когда ликование стихло, слышны стали стоны раненых – ружейные пули прочесали полубак «Нативидада» от борта до борта.
Какое-то
Хорнблауэр вновь поборол усталость.
– Прекратите огонь, – крикнул он Джерарду.
Пушки умолкли.
Хорнблауэр посмотрел в темноту, туда, где переваливался на волнах громоздкий корпус «Нативидада».
– Сдавайтесь! – крикнул он.
– Никогда! – донесся ответ.
Хорнблауэр мог бы поклясться, что это голос Креспо – высокий и пронзительный. Креспо добавил пару нецензурных оскорблений.
На это Хорнблауэр мог с полным правом улыбнуться. Он провел свой бой и выиграл его.
– Вы сделали все, что требуется от храброго человека! – прокричал Хорнблауэр.
– Еще не все, капитан, – слабо донеслось из темноты.
Тут Хорнблауэр кое-что заметил – дрожащий отсвет над громоздким носом «Нативидада».
– Креспо, дурак! – закричал он. – Ваш корабль горит! Сдавайтесь, пока не поздно!
– Никогда!
Пушки «Лидии», почти прижатые к борту «Нативидада», забросили горящие пыжи в разбитую в щепки древесину. Сухой, как трут, деревянный корпус воспламенился, и огонь быстро разгорался. Он уже ярче, чем несколько минут назад: скоро весь корабль охватят языки пламени. Хорнблауэр первым делом обязан позаботиться о своем корабле, отвести его в безопасность – когда огонь доберется до картузов на палубе или до порохового погреба, «Нативидад» взорвется вулканом горящих обломков.
– Мы должны отойти от него, мистер Буш. – Хорнблауэр говорил сухо, чтобы скрыть дрожь в голосе. – Эй, к брасам!
«Лидия» развернулась и в бейдевинд пошла прочь от пылающего остова. Буш и Хорнблауэр неотрывно смотрели на него. Они уже видели языки пламени, вырывающиеся из разбитого носа – алый отблеск отражался в волнах. Внезапно огонь погас, словно задули свечу. Ничего не было видно в темноте, лишь бледные гребни волн. Море поглотило «Нативидад» прежде, чем его уничтожил огонь.
– Затонул, клянусь богом! – воскликнул Буш, перегибаясь через борт.
Несколько секунд длилось молчание. В ушах Хорнблауэра все еще звучало последнее «никогда». И все же очнулся он, вероятно, первым. Он развернул судно и вернулся к тому месту, где затонул «Нативидад». Послал Хукера на тендере поискать уцелевших – только тендер и остался из всех шлюпок. Гичка и ялик были разбиты в щепки, доски от баркаса плавали в пяти милях отсюда. Подобрали несколько человек: двух вытащили матросы на русленях «Лидии», шестерых подобрал тендер – и все. Команда «Лидии» встретила их приветливо. Они стояли в свете фонаря, вода ручьями текла с лохмотьев и тусклых черных волос. Они испуганно молчали; один даже попытался было сопротивляться, словно продолжая последний яростный бой «Нативидада».
– Ничего, мы еще из них сделаем марсовых, – с натужной веселостью произнес Хорнблауэр.
Усталость его достигла такой степени, что он говорил как во сне. Все окружающее – корабль, пушки, мачты, паруса, крепкая фигура Буша – было призрачным, реальной была лишь усталость да боль в затылке. Он слышал свой голос как бы со стороны.
– Так точно, сэр, – ответил боцман.
Все перемелется, что попадет на жернова королевского флота. Гаррисон готов был делать матросов из любого человеческого материала, – собственно, этим он и занимался всю свою жизнь.
– Какой курс мне задать, сэр? – спросил Буш, когда Хорнблауэр вернулся на шканцы.
– Курс? – отрешенно повторил Хорнблауэр. – Курс?
Не верилось, что бой окончен, «Нативидад» потоплен и на тысячи миль вокруг нет ни одного неприятельского судна. Трудно было осознать и то, что «Лидия» в серьезной опасности, что монотонно лязгающие помпы не успевают откачивать проникающую в пробоины воду, что под днищем все еще протянут парус и корабль крайне нуждается в починке.
Мало-помалу Хорнблауэр понял, что должен открыть новую страницу в истории «Лидии», составить новые планы. Выстроилась уже целая очередь, ожидающая его приказов, – Буш, боцман и плотник, артиллерист и болван Лори. Хорнблауэру пришлось вновь напрягать усталый мозг. Он оценил силу и направление ветра так, словно решал отвлеченную научную проблему, а не занимался делом, за двадцать лет в море ставшим второй натурой. Он устало спустился в каюту, посреди неимоверного разрушения нашел разбитый ящик с картами и уставился в изорванный планшет.
Надо как можно скорее сообщить об одержанной победе в Панаму – это очевидно. Может быть, там можно будет и починиться. Впрочем, Хорнблауэр не ждал многого от этого неприютного рейда, особенно памятуя, что в городе желтая лихорадка. Итак, надо вести потрепанный корабль в Панаму. Он проложил курс на мыс Мала, до предела напрягая мозг, сообразил, что ветер попутный, и поднялся наверх с готовыми приказами. Тут он обнаружил, что ожидавшая его толпа рассеялась, словно по волшебству. Буш разогнал всех – как, неизвестно. Хорнблауэр сказал Бушу курс. Тут рядом материализовался Полвил с плащом и стульчиком. Сил возражать не было. Хорнблауэр покорно дал закутать себя в плащ и почти без чувств рухнул на стульчик. Последний раз он сидел двадцать один час назад. Полвил принес и еду, но Хорнблауэр не стал даже глядеть на нее. Он не хотел есть – только спать.
На какую-то секунду Хорнблауэр проснулся – он вспомнил о леди Барбаре, задраенной вместе с ранеными в темной и душной утробе судна. Но тут же расслабился. Проклятая бабенка пусть сама о себе позаботится – она вполне в состоянии это сделать. Теперь ничто не имело никакого значения. Он снова уронил голову на грудь. В следующий раз его разбудил собственный храп, но ненадолго. Он спал и храпел, не слыша грохота, который поднимала команда, силившаяся вновь сделать «Лидию» похожей на боевой корабль.