Капитан Хорнблауэр. Под стягом победным
Шрифт:
– Прежде я должен пополнить запасы, – стойко отвечал Хорнблауэр.
– Я отдал соответствующий приказ, – с налетом нетерпения сказал Эль-Супремо.
– В дальнейшем, – продолжал Хорнблауэр, – моей обязанностью будет установить местонахождение испанского военного корабля «Нативидад» – насколько мне известно, он где-то в этих водах. Прежде, нежели я смогу участвовать в каких бы то ни было наземных операциях, я должен убедиться, что он не представляет угрозы для моего корабля. Я должен либо захватить его, либо удостовериться, что он далеко.
– Тогда вам лучше захватить его, капитан. Согласно полученным мной сведениям, он в любую минуту может войти в залив.
– В
Мысль, что в его отсутствие фрегат подвергнется нападению пятидесятипушечного корабля, повергла его в панику. Что скажут лорды Адмиралтейства, если «Лидию» захватят, пока ее капитан на берегу?
– Сейчас принесут обед. Вот! – сказал Эль-Супремо.
При этих словах дверь распахнулась. Толпой вошли служители. Они несли большой стол, на котором стояли серебряные блюда и четыре канделябра, каждый с пятью горящими свечами.
– Простите, но я не могу ждать, – сказал Хорнблауэр.
– Как хотите, – безразлично отвечал Эль-Супремо. – Альфонсо!
Мулат-мажордом с поклоном приблизился.
– Проводите капитана Хорнблауэра.
Произнеся эти слова, Эль-Супремо сразу принял вид сосредоточенной задумчивости, как будто не замечал суету вносящих угощение слуг. Он ни разу не взглянул на Хорнблауэра. Тот стоял, обуреваемый противоречивыми чувствами. Он сожалел о поспешности, с которой изъявил желание вернуться на корабль, тревожился о припасах для «Лидии», беспокоился, не обидел ли хозяина, и в то же время ощущал, что стоять в растерянности перед человеком, который не обращает на тебя внимания, – глупо и недостойно.
– Сюда, сеньор, – сказал Альфонсо, трогая его за локоть.
Эль-Супремо невидящими глазами смотрел поверх его головы. Хорнблауэр покорился и пошел за мажордомом в патио.
Здесь в полумраке его ждали два человека с тремя лошадьми. Молча, обескураженный внезапным поворотом событий, Хорнблауэр поставил ногу в сцепленные ладони полуголого слуги, вставшего рядом с лошадью на колени, и сел в седло. Эскорт выехал в ворота, Хорнблауэр последовал за ними. Быстро сгущалась ночь.
За поворотом дороги перед ними открылся залив. На небе быстро проступал молодой месяц. Неясный силуэт посреди серебристых вод указывал местоположение «Лидии» – она, по крайней мере, была чем-то прочным и обыденным в этом безумном мире. Горные вершины на востоке внезапно окрасились багрянцем, озаряя висящие над ними облака, и тут же погрузились во тьму.
Они ехали быстрой рысью по крутой дороге, мимо стонущих людей у столбов, мимо смердящих трупов, в маленький городишко. Там не было ни света, ни движения; Хорнблауэру пришлось отпустить поводья и доверить лошади самой следовать за провожатыми. Стук лошадиных копыт затих на мягком прибрежном песке. Хорнблауэр одновременно услышал душераздирающие стоны первого человека, которого увидел привязанным к столбу, и заметил слабо фосфоресцирующую кромку воды.
В темноте он прошел к поджидавшей лодке и сел на банку. Под аккомпанемент целого потока проклятий невидимые гребцы оттолкнулись от берега. Стоял полный штиль – морской бриз с закатом улегся, а береговой еще не задул. Невидимая команда налегала на весла, и перед взорами возникала вода – едва заметная пена, след пробуждающего фосфоресценцию гребка. Под ритмичный плеск весел они медленно двигались по заливу. Вдалеке Хорнблауэр увидел неясные очертания «Лидии» и через минуту услышал долгожданный голос Буша:
– Эй, на лодке!
Хорнблауэр сложил ладони рупором и крикнул:
– «Лидия»!
Капитан королевского корабля, находясь в лодке, называет себя именем этого корабля.
Теперь Хорнблауэр слышал то, что ожидал услышать, видел то, что ожидал увидеть: топот бегущих по шкафуту боцманматов и фалрепных, размеренный шаг морских пехотинцев, мелькание фонарей. Лодка подошла к борту, и он вспрыгнул на трап. Как хорошо было снова ощутить под ногами прочные дубовые доски. Боцманматы хором свистели в дудки, морские пехотинцы взяли ружья на караул, на шкафуте Буш приветствовал Хорнблауэра со всей торжественностью, какая пристала капитану.
В свете фонарей Хорнблауэр прочел облегчение на честном лице Буша. Он оглядел палубу: одна вахта, завернувшись в одеяла, лежала на голых палубных досках, другая сидела на корточках возле подготовленных к бою пушек. Буш надлежащим образом принял все меры предосторожности на время стоянки в предположительно враждебном порту.
– Очень хорошо, мистер Буш, – сказал Хорнблауэр.
Теперь он заметил, что белые панталоны испачканы грязным седлом, а лучшие шелковые чулки продрались на икрах. Он стыдился и своего неприглядного вида, и своей безрезультатной поездки. Он злился на себя и боялся, что Буш, узнай тот, как обстоят дела, стал бы его презирать. Щеки его горели от стыда, и он, прибег к всегдашнему средству – загадочной немногословности.
– Кхе-хм. Позовите меня, если будет надобность.
И не проронив больше ни слова, двинулся в каюту, где вместо убранных переборок теперь висели парусиновые занавески.
Буш смотрел ему вслед. По всему заливу мерцали тлеющие вулканы. Команда, взволнованная прибытием в незнакомые места и с нетерпением ждавшая вестей о будущем, обнаружила, что обманулась в своих ожиданиях. Офицеры с отпавшими челюстями провожали капитана взглядом.
На какую-то секунду Хорнблауэр почувствовал, что его драматическое появление и исчезновение перевешивают горечь неудачи, но только на секунду. Сев на койку и отослав Полвила, он вновь упал духом. Удастся ли завтра получить припасы? Удастся ли поднять мятеж, который удовлетворил бы Адмиралтейство? Как пройдет бой с «Нативидадом»?
И, думая обо всем этом, он то и дело краснел, вспоминая, как отослал его Эль-Супремо. Очень немногие капитаны на службе его британского величества стерпели бы подобную бесцеремонность.
«Но что я мог, черт возьми, поделать?» – жалобно спрашивал он себя.
Не гася фонарь, Хорнблауэр лег на койку. Так он и лежал, обливаясь потом в жаркой тропической ночи, вновь и вновь переносясь мыслями из прошлого в будущее и обратно.
И тут парусиновые занавески захлопали. По палубе пробежал легкий порыв ветра. «Лидия» разворачивалась на якоре. Хорнблауэр чувствовал, как натянулся якорный канат и по кораблю пробежала легкая дрожь. Береговой бриз наконец задул. Тут же стало прохладнее. Хорнблауэр перевернулся на бок и заснул.
V
Сомнения и страхи, терзавшие Хорнблауэра, пока он пытался заснуть, рассеялись с наступлением дня. Проснувшись, он почувствовал прилив сил. Он пил кофе, который принес ему на заре Полвил. В голове роились новые планы, и, впервые за много недель, Хорнблауэр освободил себя от утренней прогулки по шканцам. На палубу он вышел с мыслью, что, по крайней мере, наполнит бочки водой и запасется дровами, и первым же приказом отправил матросов к талям, спускать баркас и дежурные шлюпки. Вскоре они отошли к берегу, нагруженные пустыми бочонками. Гребцы возбужденно переговаривались. На носу каждой шлюпки сидели два морских пехотинца, твердо помнящие напутствие своего сержанта: если дезертирует хотя бы один матрос, их всех до единого выпорют кошками.