Капитан Хорнблауэр
Шрифт:
— Сбросьте пушки с обрыва, мистер Буш. Если сможете, уничтожьте батарею. Но не задерживайтесь.
— Есть, сэр.
Шлюпки отвалили, матросы гребли, как сумасшедшие.
— Руль под ветер! Мистер Джерард, положите судно на другой галс! Да, и спустите этот флаг, поднимите наш. Ага!
Пушечное ядро разорвало воздух над головой. Корабль содрогнулся от могучего удара. Над батареей поднимался дым — она наконец-то открыла огонь. Слава Богу, думал Хорнблауэр, что она стреляет по судну — хорош бы он был, если бы ядро угодило в шлюпку. Он так обрадовался, что не подумал об опасности для себя лично.
— Мистер Джерард, посмотрите, не достанут ли наши пушки до батареи. Прикажите стрелять по амбразурам, да проследите, чтоб целили хорошенько.
Еще
Малыш Лонгли, торжественно вышагивавший по шканцам с кортиком на боку, пригнулся было, потом искоса глянул на капитана и пошел дальше прямой, как шомпол. Хорнблауэр улыбнулся.
— Мистер Лонгли, прикажите немедленно сплеснить грот-стеньги-фал.
Пусть мальчик займется делом — ему будет не так страшно. Пушки правого борта нестройно начали стрелять — каждый канонир поджигал, когда ему казалась, что его пушка наведена. С обрыва посыпались камушки — большинство выстрелов попало футов на тридцать ниже батареи. Но даже если ядро-другое угодит в амбразуру и убьет кого-нибудь из орудийной прислуги, это будет хорошо — помешает артиллеристам сосредоточиться. Еще залп. На этот раз стреляют по шлюпкам. Первый барказ почти исчез во вспененной навесным огнем воде, у Хорнблауэра перехватило дыхание. В следующий момент барказ появился — он неуклюже двигался боком, видимо, ядром разбило весла по одному борту. Но шлюпки были уже в безопасности — так близко к обрыву пушки их не достанут. Второй барказ вошел в прибойную полосу, первый нагонял. Матросы прыгали в воду и карабкались на берег.
На какое-то мгновение Хорнблауэру захотелось вопреки приличиям самому оказаться там и возглавить штурм — он испугался, что неорганизованная атака сведет на нет достигнутые преимущества. И тут же понял, что испугался зря — Буш не подведет. Хорнблауэр видел в подзорную трубу, как тот выскочил на дорогу и обернулся к своему отряду. Вот он размахивает руками, отдавая приказы. Кто-то повел взвод матросов вправо — это Рейнер. Хорнблауэр, напрягая глаза, различал лысую голову и ссутуленную спину — ни с кем не спутаешь. Моррис вел красный прямоугольник морских пехотинцев влево. Остальных Буш построил посредине — Буш не теряет головы. На обрыве были три промоины, отмеченные редкой зеленью — по ним взбираться легче всего. Как только фланговые отряды добежали до крайних промоин, Буш повел своих людей вверх — Хорнблауэр видел, как блеснула его шпага. Теперь все три отряда лезли по склону. До корабля донесся слабый боевой клич.
Одна-две пушки стреляли теперь получше. Дважды Хорнблауэру казалось, что земля сыплется из пораженной амбразуры — это хорошо, но пора прекращать огонь, атакующие уже на склоне. Он дунул в свисток и крикнул, чтоб больше не стреляли. Притихший корабль скользил по воде, все неотрывно следили за десантом — тот взбирался уже на вершину обрыва. Батарея вновь окуталась дымом, стреляли, скорее всего, картечью. От тех, кого застигнет железный шквал, останется мокрое место. На парапете поблескивали сабли, маленькие, с булавочную головку, дымки, означали, что стреляют из ручного оружия. С левой стороны красные мундиры пехотинцев были уже на парапете, в середине размахивал руками одетый в белое матрос. Все прыгали на другую сторону, хотя и на парапете оставались неподвижные красные и белые пятна — убитые. Какую-то минуту ничего не было видно — она показалась часом. Потом трехцветный флаг медленно пополз с флагштока, матросы на главной палубе разразились радостными криками. Хорнблауэр со стуком сложил подзорную трубу.
— Мистер Джерард, поверните оверштаг. Пошлите дежурные шлюпки за этими судами.
В бухточке под батареей сгрудились четыре тартаны, фелука и два суденышка с оснасткой тендера — неплохой улов, особенно, если они нагружены. Маленькие шлюпки отвалили от корабликов и гребли к берегу — команда спасалась от плена. Оно и к лучшему — пленные были бы обузой. Хорнблауэр и сам два года протомился в плену — он знал, что это такое.
Что-то скатилось с обрыва, увлекая за собой лавину
Пленные суденышки — два буксировали за кормой дежурные шлюпки — лавировали к лежащему в дрейфе «Сатерленду»; наземный десант спускался с обрыва и выстраивался внизу. Кое-кто отстал — это несут раненых. Казалось, развязка не наступит никогда. Громоподобный раскат, облако пыли и дыма над батареей — на мгновение обрыв преобразился в вулкан наподобие тех, у подножия которых «Лидия» бросала якорь в прошлом походе. Взорвали пороховой погреб.
Наконец оба барказа отвалили от берега, и Хорнблауэр, направив подзорную трубу, различил Буша — живого и, по-видимому, здорового. Тем не менее большим облегчением было видеть, как тот враскачку идет на шканцы, его обветренное лицо расплылось в улыбке.
— Лягушатники сбежали через заднюю дверь, — доложил Буш. — У них потерь почти никаких. У нас…
Хорнблауэр, стиснув зубы, выслушал скорбный перечень. Возбуждение схлынуло, он чувствовал слабость и дурноту, руки так и норовили задрожать. Он насилу выдавил улыбку, похвалил сперва тех, кого Буш специально отметил, потом всю команду, выстроившуюся на главной палубе. Уже несколько часов вышагивал он по шканцам, притворяясь невозмутимым, теперь наступила мучительная реакция. Оставив Буша разбираться с трофеями — надо было назначить на них сокращенную команду и направить в Маон — Хорнблауэр без единого слова двинулся в каюту. Только тут он вспомнил, что корабль подготовлен к бою. Одиночество удалось обрести лишь в углу кормовой галереи, где его не видно было из окон кормовой каюты. Там он и сидел на парусиновом стульчике, пока матросы устанавливали переборки и закрепляли пушки. Он откинулся на спинку стула, свесил руки и закрыл глаза. Внизу плескала под кормовым подзором вода, рядом стонали рулевые крюки. Всякий раз, как Буш клал судно на другой галс, голова у Хорнблауэра переваливалась на другое плечо.
О чем вспоминать было совершенно невыносимо, так это о риске — при одной только этой мысли по спине и ногам пробегал холодок. Он опрометчиво подставил судно под обстрел — ему невероятно повезло, что покалеченный «Сатерленд» не дрейфует сейчас к подветренному берегу, навстречу ликующим врагам. Так уж Хорнблауэр был устроен, что не ценил своих заслуг, словно и не рассчитал все точно, не предусмотрел вплоть до последних мелочей. Он обругал себя авантюристом, обругал свою привычку прежде лезть в самое пекло и лишь потом оценивать риск.
Стук тарелок в каюте напомнил, что его могут увидеть. Он выпрямился и сделал каменное лицо. Как раз вовремя — на галерею вышел Полвил.
— Я вам перекусить принес, сэр, — сказал он. — Вы не ели со вчерашнего.
Хорнблауэр вдруг ощутил волчий голод и тут же вспомнил: утром Полвил принес ему на шканцы чашку кофе. Там она наверно и стыла, пока Полвил ее не унес. С удовольствием предвкушая хороший обед, он встал и прошел в каюту. Полвил суетился, разыгрывал из себя няньку и даже, возможно, норовил превысить полномочия, но Хорнблауэра это почти не раздражало. Холодный язык был превосходен, и Полвил по наитию поставил на стол початую бутылку кларета. В одиночестве Хорнблауэр редко пил что-нибудь крепче воды, однако сегодня осушил три бокала, чувствуя, что это как нельзя кстати.
Пища и вино подкрепили его, усталость прошла, в мозгу зашевелились новые планы. Неосознанно он начал продумывать, чем бы еще досадить неприятелю. Пока он пил кофе, новые мысли уже зарождались, но он еще этого не знал. Он ощущал только, что каюта вдруг сделалась тесной и душной — его потянуло на свежий воздух, к свету. Полвил пришел убрать со стола и увидел через окно, что капитан расхаживает по кормовой галерее. Прослужив много лет у него под началом, он научился делать выводы по наклону головы, по задумчивости, по тому, как сцепленные за спиной руки сжимаются и разжимаются в такт умозаключениям.