Капитан Кайман
Шрифт:
— Добрый вечер, мастер Тиме! Не хотите ли пройти в кабинет? — Она сама подошла к нему, и он последовал за ней через весь ряд гостей в заднюю комнату, где пока еще никого не было. — Бутылку портера, сэр?
Он хотел взять нечто другое, более дешевое, но было уже поздно, ибо она исчезла и через минуту принесла означенный предмет.
— Сегодня вы выглядите лучше, сэр. Надеюсь, скоро вы сможете отправиться домой!
— Много работы, очень много, матушка Додд; я не хочу возвращаться, пока не смогу вернуть долг!
Он полез в карман; однако она удержала его руку.
—
— Не совсем так, я только хотел…
— Знаю, знаю! Вы мне должны и хотите заплатить; но сейчас брать у вас деньги я не хочу, сейчас нет, потом. Я сама об этом вам напомню. Но не хотите ли вы поехать на Запад?
— Да… но…
— Но?
— Да, матушка Додд, если бы я мог найти там, на Дальнем Западе, своего дядюшку, тогда бы все мои несчастья кончились. Но этого я не могу!
— И почему же вы этого не можете?
— Я не в состоянии оплатить дорогу.
— Сколько вам нужно на все?
— Пятьдесят долларов.
— Мастер Тиме, у вас достаточно сил, чтобы предпринять это путешествие? Потому что главное именно это.
— Да.
— Well, сэр, у вас будут деньги, и сегодня же вечером, от меня!
— Матушка Додд, я вам еще не рассказал о том, что…
— Знаю, знаю, сэр! Мне хорошо известны и вы, и ваше прошлое. Но Бог не оставляет никого, кто трудится; запомните это! Ну, а теперь пейте себе на здоровье, а я пойду посмотрю, как там дела в зале.
Она вышла в большой зал как раз в ту минуту, когда с другой стороны туда вошел человек, увидев которого она вспыхнула от радости.
Это был высокий, широкоплечий мужчина с чрезвычайно развитой мускулатурой. На его аккуратно подстриженной голове сидела широкополая шляпа с чудовищного размера полями, причем если со спины они спускались чуть ли не до пояса, то вся передняя часть была просто срезана по линии лба. Одет он был в широкую, свободную куртку с короткими рукавами, которые едва достигали локтей и позволяли увидеть сначала манжеты чисто постиранной рубашки, затем загорелые кисти рук и, наконец, две огромные пятерни, которым, скорее, подобало бы принадлежать какому-нибудь чудовищу. На ногах у него были широкие брюки, сшитые из легкой ткани, под которыми видна была пара сапог, сделанных, по всей видимости, из слоновьей кожи.
В старой шляпе, куртке мышиного цвета и желтых брюках на широко расставленных ногах, он пошел между столами и стульями как по палубе корабля, которая ходит то вверх, то вниз, подчиняясь воле волн.
— Матушка Додд! — воскликнул он, широко раскрыв руки. — Эй, парни, дайте-ка мне пройти! Добрый вечер, матушка Додд, а вот и я! Как дела, mon bijou? [12] Петер! И вправду, это Петер Польтер, который мне…
— Натурально, Петер Польтер из Лангедорфа, бывший старший боцман на военном корабле ее королевского величества «Нельсон», потом штурман на американском клипере «Своллоу», а сейчас — хэлло, матушка Додд, подойди ко мне поближе и поцелуй меня!
12
Моя прелесть (фр.).
Он взял ее за плечи, притянул к себе и запечатлел на ее губах крепкий и долгий поцелуй, который был воспринят с полной взаимностью.
— Ты не меняешься, подруга! Как всегда, свежа и бодра… Я умираю от жажды! Принеси-ка мне на пару глотков; ну, ты сама знаешь чего. Мне есть что рассказать, но сначала я должен промочить горло.
Он прошел во внутреннюю комнату, и только тут хозяйка обнаружила, что он пришел не один. За ним следовал некий молодой человек, в котором за тысячу шагов можно было узнать джентльмена, и оставалось только удивляться, как это старый моряк мог оказаться в таком приличном обществе.
Матушка Додд снова оказалась тут как тут. Она принесла требуемое и поставила на стол три стакана.
— Один для меня, — сказала она, — само собой разумеется, я должна выпить за приезд моего самого дорогого гостя.
— Натурально так, дорогая Каравелла! Однако слушай, я должен быть джентльменом и сначала представить тебе мастера Трескова, который является моим чертовски хорошим другом.
Она исполнила свой самый лучший книксен, и Петер продолжал:
— Мы встретились с ним там, у моего брата, который стоял на якоре у некого ювелира Тиме. Но…
— Тиме? Ювелир? Возможно ли это?
— Что возможно? — первый раз вступил в разговор Тресков.
— Ну, сударь, видите вон того молодого человека? — Матушка Додд наклонилась к Трескову и, понизив голос, продолжила: — Он вполне приличный юноша, но вот попал в беду. Его отец имел большое дело в Старом Свете, но был убит и ограблен. Незадолго до того, как с ним это случилось, он послал своего сына через океан; у старика есть брат, который живет тут, на Западе; он зверолов и нашел золото. Поскольку он не знает, что ему с ним делать, то хотел отдать его брату, которого и раньше часто поддерживал. Все это мне рассказал сам Тиме.
— Он нашел своего дядю?
— Нет, еще нет. Он недолго находился здесь, в Америке, когда получил известие о несчастье от двух земляков, бывших здесь проездом из Германии. Он им все доверчиво рассказал, а они в благодарность за это ограбили его дочиста и пропали вместе с его бумагами и последними деньгами. Сейчас он снова здоров и… послушайте, дружище, быть может, вы ему сами представитесь? Сдается мне, что его родина для вас тоже не чужбина!
Тресков тотчас же поднялся и пошел к столу, за которым сидел молодой Тиме.
— Извините, сударь, — сказал он ему по-немецки, — не могу ли я с вами поговорить?
— Что вам угодно? — спросил Тиме, приподнявшись со своего стула.
— Не более и не менее, чем ваше общество. Не будете ли вы столь добры занять место за нашим столом!
— Каким обстоятельствам я должен быть благодарен за удовольствие получить ваше приглашение?
— Одному делу, которое, возможно, покажется вам весьма близким. Мое имя Тресков, я полицейский и… Однако не хотите ли вы для начала пересесть?