Капитан Кайман
Шрифт:
— Он так себя назвал?
— Да. Я шел как раз мимо них и слышал это; я все понял, хотя они говорили на французском. Тогда я не обратил на это внимания, поскольку торопился снять скальп с краснокожего; но потом вспомнил, и теперь мне все это кажется очень подозрительным. Этот Мертенс чисто говорит по-немецки?
— Вообще говоря, с небольшим акцентом; но возможно, я только сейчас начал так думать. Мне трудно судить об этом, ведь прошло столько лет с тех пор, как я покинул Германию.
— Покинули ее вы или не покинули — это все равно,
— Я не забуду ваших слов, хотя знаю, что вы ошибаетесь. Но буду держать глаза и уши открытыми, это я вам обещаю.
— Well! Хотелось бы ошибиться; но, поскольку вы не знаете своего племянника и речь идет о большой сумме денег, осторожность не помешает.
— У него есть доказательства, что он мой племянник.
— Он что, предъявил вам ваше письмо?
— Да, и утром он даст мне остальные.
— Это ничего не доказывает, так как они могли попасть в его руки незаконным путем.
— Почему же нужно предполагать наихудшее?
— Наихудшее или нет — это все равно; я не верю этим двоим, но, поскольку вы им верите, я буду смотреть за ними еще внимательнее.
Они прервали разговор, ибо Мертенс снова решил присоединиться к Дедли-Гану. Хаммердал отъехал в сторону и скакал теперь бок о бок с Питом Холберсом, рядом с которым он чувствовал себя надежнее всего.
Примерно через два часа после того, как они покинули полотно железной дороги, всадники нашли место, пригодное для лагеря.
Тут имелись трава для коней, вода для людей и животных и изрядно густой кустарник, отлично подходивший для укрытия.
Здесь спешились. Можно было чувствовать себя спокойно, так как, хотя было еще достаточно темно, но уже начинало светать и огаллала вряд ли могли все это время незаметно преследовать белых до их стоянки.
С полудня прошедшего дня у Мертенса не было возможности спокойно поговорить с Вольфом, не будучи услышанным. Теперь, когда все пошли спать, он улегся рядом с ним в некотором отдалении от остальных, на что, как он думал, никто не обратил внимания. Как только они решили, что все спят, Мертенс зашептал в ухо своему компаньону:
— Пока все идет как надо. Дедли-Ган считает, что я его племянник. Только бы нам заполучить золото! Тогда сразу — в Сан-Франциско, где должен сейчас стоять «Оррибль»! Мы вернем себе корабль и сможем спокойно пиратствовать на море. Ха, если бы только Дедли-Ган знал, как мне удалось под видом виконта Де Бретиньи обчистить его братца ювелира! И как ко мне в руки попал его племянник в Нью-Йорке, как раз в тот момент, когда Кларион, эта сатана в юбке, исчезла вместе с нашими деньгами.
Мы с ней еще увидимся на узкой дорожке! Ну а старый охотник, кажется, в наших руках. У него мы получим то, что взяла мисс Адмиральша. Я даже думаю, что больше.
— Как пить дать! Сколько золота Дедли-Ган и его приятели добыли в горах Бигхорн, это вы, как любимый «племянник», сами от него слышали. Большая удача, что вы встретились с его настоящим племянником! Правда, вы сделали одну большую ошибку, капитан!
— Какую?
— Вы его тогда не пришили.
— Это была слабость с моей стороны; но он был такой простодушный и доверчивый! Он отвечал абсолютно на все мои вопросы и охотно давал мне разного рода сведения об отношениях у них в семье, которые были мне необходимы, потому что я хотел занять его место. Мне стало жаль его, и я ушел, забрав деньги и бумаги, но оставив ему жизнь.
— На вашем месте я поступил бы таким образом, чтобы он сейчас ни о чем не жалел.
— Ничего, сойдет и так.
— Теперь он наверняка идет по нашим следам!
— Нет. Он новичок в этой стране, ничего тут не знает, и — что самое главное — его карманы пусты, у него нет ни цента. Он беспомощнее ягненка и не может принести нам никакого вреда.
Самое главное, что я в том же возрасте, что и он, и Дедли-Ган меня никогда не видел. Он действительно верит… но слушай! Там кто-то есть — за нами, в кустах!
Они замерли и немного спустя услышали тихий шорох, который стал постепенно от них удаляться.
— Тысяча чертей! Нас подслушивают! — прошептал Мертенс своему компаньону.
— Похоже так, — ответил тот тихо, — но кто?
— Или сам Дедли-Ган, или кто-то другой. Сейчас я узнаю, кто это был.
— Каким образом?
— Я подползу к Дедли-Гану. Если его нет на месте, значит, это был он.
— А если это был кто-то другой?
— Значит, он отправился к Дедли-Гану, рассказать о том, что слышал. В обоих случаях я узнаю то, что хочу знать. Черт возьми! Неужели эти парни нам не доверяют? Лежи тихо и жди, пока я вернусь!
Он распластался по земле и неслышно пополз к тому месту, где должен был находиться Полковник. Тот действительно лежал там, где ему и было положено, но вот с противоположной стороны к нему тихо подошел Дик Хаммердал, нагнулся, разбудил его и сказал:
— Проснитесь, Полковник, но не двигайтесь!
Как ни тихо он говорил, но Мертенс лежал довольно близко и, кроме того, обладал столь острым слухом, что слышал каждое сказанное слово.
— В чем дело? Что случилось? — спросил Дедли-Ган.
— Тише, тише, чтобы те двое, там, ничего не услышали. Я вам сказал, что я буду начеку, сэр. Я заметил, что Генрих Мертенс и Петер Вольф — отвратительно трудное имя для языка джентльмена, который не имеет чести быть немцем! — итак, я заметил, что эти двое легли спать далеко от нас. Меня охватили подозрения, и я пополз к ним. Мне удалось подобраться так близко, что моя голова находилась почти что между ними, и я слышал то, что они шептали.
— Ты понял то, о чем они говорили?