Капитан Невельской (др. изд.)
Шрифт:
Кузьмин в душе не очень любил Василия Степановича, хотя и ладил с ним. Но по долгу службы он обязан стоять за охотское начальство, хотя и понимает, что лучшего администратора и хозяина, чем Завойко, в этих краях еще не бывало. Но сам он мог служить с кем угодно. Кузьмин дело знал, и его за это все уважали.
Кузьмин опять подержал руки офицеров в своей тяжелой огромной ладони.
Завойко и Невельской сели в шлюпку.
…Через день началась разгрузка. Работали казаки, якуты и матросы.
Пришла
Завойко тоже получил письма. Одно из них было от якутского комиссионера Компании.
— Юленька, Юленька! Так я уже знаю, почему Невельской сошел с ума! — поспешил Василий Степанович с письмом в комнату жены. — Оказывается, наш Геннадий Иванович сватался в Иркутске к племяннице гражданского губернатора Зарина, которая давно любит другого… И она выдала Невельскому арбуз! Так вот почему он явился такой бешеный и бил по дороге якутов… А как дело было в марте, то арбуз, Юленька, был соленый!
Невельской пришел в гавань. Люди работали охотно. Шестаков раза два подавал дельные советы, как лучше разгрузить судно, что куда укладывать.
Капитан слушал своих людей и удивлялся. В прошлом году он их тянул за собой, объяснял им цель, принуждал, уговаривал. Нынче, казалось, поход на Амур им нужнее, чем ему. Матросы мгновенно исполняли любое приказание.
«Мне надо взять себя в руки, — думал капитан. — Люди ждут от меня подвига, а я, кажется, раскис. Они рвутся туда, и уж не я их, а они меня тянут вперед, меня, павшего духом.
У людей не было видно ни тени огорчения, обиды, озлобления, недоверия, как в прошлом году осенью, когда прощались. А что бы сталось, если бы «Байкал» зимовал в Охотске и там команду растасовали бы? Теперь, при таком падении своих сил, я никогда бы не нашел новых людей!»
— На Амуре я, Геннадий Иванович, уговаривал одну… — рассказывал Фомин, когда матросы отдыхали. — Ох, соглашалась!
— Гилячка? — спросил капитан.
— Как же! Черноморденькая! Теперь бы встретить ее! Вот Козлов не верит, а я говорю, гиляки исподнее тоже носят, на бабах штаны из рыбьей кожи… Как камчадалки. Одинаково!
Матросы смеялись.
Вечером Кузьмин, Завойко, поп и Невельской опять играли в карты, пили виски, спорили…
Ночью Невельской сидел над бумагами, готовя их к отсылке в Иркутск.
Судно стояло на рейде. У Евграфа Степановича все готово. Невельской задерживался на берегу. Кузьмин уж знал теперь, что он за человек. У него мысли, кажется, рождаются сразу по две или по три, и он бегает от дела к делу, хочет исполнить то, что невозможно сделать одному, а Завойко не очень ему сочувствует, вот Невельской и крутится как белка в колесе.
Матросы тоже ожидали приезда капитана. Они не собирались его ни о чем расспрашивать, полагая, что в плавание поговорят с ним по душам. Они наслышались в Аяне, что капитаном тут недовольны, что он со здешним начальством не ладит.
Наконец приехал капитан.
— Молодец Завойко! — сказал он Кузьмину, поднявшись на палубу. — Как обещал, так все и сделал!
День был ясный. Когда вышли из бухты, море, казалось, набухло. Оно стало громадней, светлей, пошло навстречу судну большими, но пологими, светлыми, голубовато-зелеными волнами без гребней. Изредка вдали вспыхивали белые огни. Это гребни дальних волн отражали слепящее солнце.
«Я иду вперед, — подумал капитан, — а мысли мои позади». Сегодня долго думал он над бумагами, посланными в Иркутск. Не то хотелось бы написать туда…
— Что же это, Геннадий Иванович, открывали мы, а займут охотские? В десант так чужие, — говорил вечером Подобин, стоя у руля. — Такую силу везем: пушки, груз, продукты такие хорошие, товар какой! Я посмотрел — одно сукно чего стоит!
— А зачем тебе такое сукно?
— Заслужил бы… Своим послал…
На «Байкале» тихо. Кузьмин и Невельской негромко отдают команду, нет ни рева в трубу, ни матерщины. Боцман тоже не орет, люди делают все быстро и дружно. Вот они побежали к левому борту, взялись за снасти, и уж исполнено приказание: все расходятся.
— Хочу, брат Подобин, часть наших людей взять в экспедицию, — говорит капитан своему рулевому.
— Вы уж берите всех с судном… Пробили склянки.
Подобин сменился.
— Чего тебе Геннадий Иванович сказывал? — спросил его Козлов, когда капитан сошел вниз.
— Чё-то не ухватилось нашему капитану, — уверял Фомин. — Подменили его… Красоточка какая-то околдовала.
— Завойко ему не потрафил, — ответил Подобин.
— Сам сказал?
— Нет, он ничего не говорил. На «Охотске» команда из здешних; видно, Завойко хочет своим дать выслугу…
Матросы не забыли присланную на судно черемшу, бруснику и свежее мясо, они только удивлялись, почему Завойко зол на капитана. Объяснение нашлось — у Невельского чины, он в Питере был, а этот сидит в Аяне.
— Погоди еще… он нашего капитана обставит, — заметил Конев. — У Завойко — сила! — И добавил потихоньку: — Куда нашему до него! Вот у Завойко зимовать. Этот бы прокормил.
Утром синели на траверзе полосы Большого Шантара. Дул попутный ветер. Шли под всеми парусами.
Шестаков ходил заниматься к капитану и, возвратившись, сказал, что «Байкал» в Амур не пойдет.
— Нас, брат Шестаков, не спрашивают… Приказано ставить пост на Иски! — молвил старший унтер-офицер Бахрушев.