Капитан разведки
Шрифт:
– На кой хрен ты мне это рассказываешь? – забулькала голова Антоненко, похожая на баскетбольный мяч, вывалянный в грязи и облепленный тиной.
– Просто пытаюсь облегчить твою участь. – Хват заменил измочаленную зубами травинку на новую. – Ты меня хорошо слышишь? Продолжаю… Убедившись в невозможности пройти или обойти опасные участки, можно набросать немного веток, положить крест-накрест несколько жердей или связать мат из камыша, травы, соломы и по этому настилу перебраться через такие участки.
– Ты должен мне помочь! – завопил
– Вздор. Я тебе ничего не должен.
– Разве тебе не нужны эти чертовы трубки?
– Те, которые возле мифического самолета? Нет.
– Хорошо, я сосредоточусь и вспомню. Но сначала вытащи меня. Я… – Антоненко хлебнул грязной жижи. – Я погибаю.
– Ох, нелегкая это работа… – произнес Хват с чувством.
– Помо… бурллл…
– …тащить из воды бегемота…
– Помоги же!! – взмолился Антоненко, с трудом приподняв разинутый рот над поверхностью трясины. – Я все отдам… Забир… бурлл!..
– Где? – коротко спросил Хват, глядя в вылезшие из орбит глаза утопающего.
– В лаг-хх-рр…
– В лагере?
– Да-ррлл…
– Ладно, проверим.
Проворно вскочивший Хват навалился на заранее облюбованное деревце и стал ждать, пока пальцы несостоявшегося утопленника покрепче вцепятся в склонившиеся к нему ветки.
Бывший пионерский лагерь под Электрогорском был почти безлюден, если не считать двух человек, сидящих на траве заброшенного футбольного поля. Тот, что в джинсовом костюме, разговаривал по мобильному телефону. Рука, сжимающая трубку, выглядела так, словно побывала в пасти дикого зверя. Но, похоже, боль не беспокоила мужчину. Он улыбался.
Его спутник был одет неизвестно во что, потому что его с ног до головы покрывал слой засохшей грязи. Кое-как отмытое лицо смотрелось на этом фоне посмертной маской. Но мужчина был явно жив, в отличие от многих своих приспешников.
Над их валяющимися поодаль трупами вились первые мухи и осы. В кустах шебуршали то ли одичавшие собаки, то ли кошки, но приступить к пиршеству пока что не решались – ждали ночи, потому что в лунном свете легче заниматься тем, чего не сделаешь на ярком солнце.
Антоненко, тот самый грязный человек с серой маской вместо лица, прислушивался не к шуршанию листьев и не к гудению насекомых, а к телефонному разговору Хвата с невидимым собеседником. Тем более что речь шла как раз о нем и его дальнейшей судьбе.
– Да, Петр Ильич, – кивал Хват, – товар собственными глазами видел и даже щупал. Только там не триста единиц, а все пятьсот.
– Четыреста пятьдесят, – подсказал Антоненко.
– Говнюк говорит: четыреста пятьдесят, – сказал Хват в трубку. – Он полагает, что все предусмотрел, этот говнюк. Те спецы, которые радиодетонаторы мастерили, были в том же подвале и похоронены. Цех демонтирован, ни одной лишней детали не осталось. Этот говнюк полагал, что все предусмотрел. А теперь сидит рядышком, утирает сопли, воняет на всю округу и мечтает о побеге.
– Я не собираюсь убегать, – воскликнул Антоненко.
– Извините, Петр Ильич, – обратился Хват к невидимому собеседнику, – но говнюк все-таки решился. Пустился наутек, пока я с вами разговаривал… Нет, Петр Ильич, живым его взять не удастся… Нет… Нет… Извините, вынужден прервать разговор. Начинаю преследование.
С этими словами он отключил телефон, сунул его в карман и внимательно посмотрел на пленника:
– Ну что? Попытаешь счастья?
– Какого счастья? – насторожился Антоненко. – Никакого счастья мне не надо. В смысле, убегать я не стану, не надейся.
– Станешь, говнюк, станешь. Потому что это твой единственный шанс. Последний. Видишь вертолет?
– Вижу. И что с того?
– Ты ведь запомнил, как им управлять, верно?
– Примерно. Но вряд ли я готов к самостоятельному полету.
– Сейчас проверим, – сказал Хват. – Иди и садись за штурвал. У тебя последний шанс, у меня последний патрон в стволе. – Он взмахнул пистолетом. – Все по-честному.
– Но ты же выстрелишь в меня! – выкрикнул Антоненко, лихорадочно обдумывая неожиданную перспективу.
– Не раньше, чем вертолет оторвется от земли, – заверил его Хват.
– А если он не оторвется?
– Тогда пристрелю тебя на земле. В упор. Так что советую не кочевряжиться.
– У меня не получится!
Ответом было красноречивое движение пистолетного ствола, указавшего Антоненко путь к вертолету.
Хвату пришлось ждать не очень долго. На то, чтобы занять место в кабине, Антоненко потребовалось несколько секунд, еще пара минут ушла на пробные переключения тумблеров. Наконец, лопасти винта «EXEC-162F» дрогнули, неуверенно провернулись в воздухе и начали набирать обороты.
Хват сплюнул в заволновавшуюся траву, вытер влажную от сукровицы руку о штанину и перехватил рукоять пистолета поудобнее.
Вертолет подпрыгнул. Ударился полозьями о землю. Снова подпрыгнул. Накренился в воздухе.
Целиться было неудобно – мешало солнце. Фигура Антоненко была почти не видна в сверкающей стеклянной кабине, поднявшейся на высоту пяти метров. Хват задержал дыхание и плавно спустил курок.
Выброшенная из ствола тупоносая пуля пролетела над полем и ввинтилась в борт вертолета. Пронзив металлическую обшивку, раскаленная капля свинца попала в бензобак.
Бензин воспламенился.
Грохнул взрыв.
На секунду невообразимо яркая вспышка затмила солнечный свет. Вертолет рухнул на землю. В полыхнувшем пламени заметался черный силуэт, издающий душераздирающие вопли.
– Девушку, которую ты сегодня убил, звали не Алиной и не Анжелой, – крикнул Хват. – Ее звали Алисой, урод. Теперь ты понимаешь, каково ей было?
Подняв руку, чтобы защититься от нестерпимого жара, он смотрел на полыхающий вертолет до тех пор, пока фигура, корчившаяся в языках пламени, не превратилась в бесформенную дымящуюся кучу.