Капитан Шопот
Шрифт:
— Да. Уже... Собственно...
Еще двое посетителей вошли в кассу. Опаздывали. Молодой хлопец и бабуся. У контролера в окошке стояла уже табличка «Закрыто», но он убрал ее, улыбнувшись Марии: отпустим и этих. Ярема сказал: «Я подожду» — отошел в глубину зала, стал около стола, за которым заполняли ордера, теперь уже не отворачивался, неотрывно смотрел на Марию. Его глаза некогда орехового цвета, смотрели холодно и настороженно. «Не доверяет. Боится», — подумала Мария. Она никогда не забудет того произнесенного Иваном слова, которое оказала ей София. Когда пригнали их из лесничества в бандитский лагерь, увидел Иван молодого высокого священника бандеровского и сказал презрительно: «Родственник». Будь проклято все, что сроднило ее с этим извергом!
Бабуся долго заполняла свой ордер. Хлопец написал быстрее, но контролер отложил его ордер, ждал бабусю, чтобы отпустить ее первой. Ярема не сводил глаз с Марии. От него не скрылось бы ни одно ее движение. Она сидела, делая вид, что взволнована встречей, на самом же деле лихорадочно обдумывала, что должна делать. Один за другим выдвигала планы и все отбрасывала. Вчерашний звонок Шопота о том, что приехать не может, потому что занят, бессонная ночь, которую они провели сегодня с Богданой, размышляя о том, что могло случиться на границе, внезапное появление Яремы, — очевидно, между всем этим была какая-то связь. Конечно, она не может, не имеет права чем-нибудь выявить свою настороженность или подозрение к Яреме. Попытаться задержать его здесь? Но что могут они сделать? Безногий инвалид и две женщины против здорового, несомненно, вооруженного, опасного нарушителя границы! Бабуся подала наконец контролеру ордер, тот быстро записал операции, подсунул ордер Марии. Ей нужно было поставить рядом с подписью контролера свою и сосчитать деньги. Она взглянула на ордер, выдала бабусе деньги, потом, когда к ней направился еще один ордер, быстро написала на бабусином несколько слов и цифр, подвинула его назад к контролеру (другой рукой брала ордер парня, со стороны это выглядело обычно, не могло вызвать никаких подозрений): «Позвони по этому номеру капитану Шопоту. Скажи: ко мне прибыл Ярема». Хорошо было бы попросить у контролера пистолет и положить в свою сумочку. Но Ярема это сразу бы заметил, и тогда все пропало.
— Давно мы с тобой не виделись, Марийка, — заглядывая ей в глаза, сказал Ярема, когда они вышли на улицу.
— Давно.
— Как живешь? Муж здоров?
Ага, поскорее спрашивает о муже. Если бы не знала об Ивановом слове «родственник», поверила бы, что братик ничего не ведает, а так...
— Убили его ваши, — сказала жестко.
— Наши? Кто?
— Словно бы не знаешь? Бандеровцы.
— О горе! — простонал притворно трагическим голосом. Проклятый попик! Почему так сложилось? Почему? Если бы живы были отец и мать, что бы сказали они? Как могли бы оправдать своего сына? Она не может его оправдать.
— Ты и не расспрашиваешь меня, — сказал тот грустно, — а я скитался, страдал... И не выходила ты из моей памяти, сестра...
Слова отскакивали от нее, не в силах пробить холодный панцирь отчуждения, которым окутала свою душу, как только увидела Ярему.
— Помнишь, как рубила мне когда-то мерзлую землю, чтобы взял на чужбину...
Что-то теплое шевельнулось в самом отдаленном уголке Марииного сердца.
— Печурка ваша до сих пор стоит у меня перед глазами... Тот кафель... Всадник на конике. Желтый лев... Яркие цветы...
Нет, нет, она ничего не помнит, она все забыла, слышится ей из тех далеких лет лишь трагическое покрикивание невидимого сыча на старой груше. Казалось, уже нет больше сычей на свете, не услышит понурый возглас зловещей птицы, не осталось их и на расплод, как вот снова слышится что-то похожее. Ох, да это же голос ее бывшего брата.
— Может, зайдем в гастроном, возьмем бутылку водки да какой-нибудь колбасы? — спросила. — А то у нас нет ничего, вчера только привезла Богданку из родильного дома. Сын у нее...
— Так ты уже бабушка, а я дед?
— Ну, так как, зайдем? — не отвечая, спросила снова.
— Как хочешь. Если не забыла своего брата...
— Да, не забыла. Почему ж я должна забыть? Хотя ты тоже обо мне не очень-то вспоминал...
— В тяжелых скитаниях был.
Ей хотелось спросить; «В тюрьме?», — но отказалась от своего намерения. Зачем излишнее любопытство? Где бы он ни был все эти годы, а пришел сюда из-за границы, в этом не было сомнений. Где-то там, на заставах, тревога, люди не спят вот уже две ночи, не спит и их Николай, а он разгуливает здесь и пойдет себе дальше... А что если не он? Что если она несправедлива к своему брату? Ага. А Иваново предсмертное слово «родственник»? Чья рука освятила топор, занесенный над Ивановой головой?
— Может, у тебя нет денег? — спросил он. — Я хоть и небогатый, но кое-что имею...
— Не беспокойся, ты ведь гость, — стараясь улыбаться, ответила Мария. — Когда-то, может, и я у тебя в гостях побываю.
Где? В каком краю?
— А почему бы и нет! — оживился Ярема. — Когда-то... Не каждый имеет такую хорошую сестричку...
Где-то уже звонил по телефону безногий контролер. Поймут ли его скупое сообщение? Николай поймет! В особенности, если на границе в самом деле нарушение. Хорошо бы, если бы встретили их пограничники уже перед домом, тогда Богдана ничего и знать не будет, и ребеночек не осквернится дыханием этого бандита. Как они будут брать его? Может, убьют? У нее на глазах? Нет, не нужно об этом думать! Она не хочет ничьей смерти, но позволить, чтобы этот разгуливал по ее земле, означало бы пустить гулять самое смерть. Так пусть лучше его возьмут!
В магазине задержались недолго, несколько минут ушло на закупки, ничего больше выдумать Мария не могла, приходилось идти теперь прямо домой.
— Может, хочешь посмотреть на городок? — спросила, изображая приветливость. — Так разросся парк...
— Немного побродил уже, видел... Даже взглянул на свою бывшую семинарию, где в меня вбивали дух иезуита...
— Там теперь школа. Переоборудовали помещение очень хорошо.
— Вспомнил Ивана Божка... Что-то слыхал я, будто у него с нашей Богданкой?.. Это от него сын?
— Нет, нет, у нее муж... Хороший человек... А откуда ты знаешь о Барильчаке?
— Так, слыхал случайно...
Он не хотел до конца выкладывать, она не настаивала. Его жизнь не интересовала ее точно так же, как он не интересовался улицами, по которым ходил когда-то мальчишкой. Делать было нечего: нужно было вести его домой.
Машины мчались по улицам предместья. Молча, без сигналов обгоняли самосвалы и колхозные грузовики, одиноких туристов, которые возвращались с гор на ночлег, повизгивали тормоза на поворотах. Микола не отставал ни на метр от передней машины, в которой ехали капитан Шопот и майор из округа. Улицы городка всегда такие, казалось бы, прямые и широкие, от бешеной гонки по ним теперь стали невероятно запутанными, извилистыми, узкими, так что машина вот-вот могла либо перевернуться, либо заскочить на тротуар. И словно бы более длинными стали все улицы, потому что никогда так долго не приходилось Ми-коле ехать через городок,
Наконец передняя машина остановилась, затормозил и Микола. Капитан и майор соскочили на землю, пограничники спрыгивали следом за ними.
— Дальше пойдем пешком, — тихо сказал капитан солдатам, — тут недалеко. Товарищ майор возглавляет группу прикрытия. В квартиру со мной пойдут...
Он назвал Гогиашвили, еще нескольких пограничников, немного подумав, назвал и Чайку.
— Каждый должен знать свою роль. Я ворвусь в комнату. Гогиашвили — за мной. Вы, Чайка, не лезьте первым, потому что шпион такого же роста, как вы, можете схватить его первую пулю...