Капитан Сорвиголова
Шрифт:
Кронье, устремив на юношу ясный и твердый, как сталь, свой единственный глаз, спросил без всяких околичностей:
— Сколько людей в вашем распоряжении?
— Сорок, генерал!
— Можно на них положиться?
— Как на меня самого, генерал!
— Умеете обращаться с динамитом?
Жан вспомнил о своих странствиях по Клондайку, где ему чуть ли не ежедневно приходилось прибегать к взрывчатке, и, не колеблясь, ответил:
— Да, генерал, и уже давно!
— В таком случае у меня есть для вас трудное, почти невыполнимое задание.
— Если только трудное — считайте, что оно уже выполнено. Если невыполнимое — то мы либо выполним его, либо погибнем.
— Умереть не хитро, важно успешно провести операцию.
— Слушаю, генерал!
— Я не обещаю вам за это ни звания, ни даже награды.
— А мы и не продаем своей крови, генерал! Мы сражаемся исключительно во имя независимости Трансвааля. Распоряжайтесь нами как зрелыми солдатами, исполняющими свой долг.
— Именно это я и делаю! Приказываю вам взорвать мост и тем самым преградить бронепоезду путь к отступлению. Действуйте немедленно! Ступайте, мой мальчик, и лишний раз оправдайте ваше славное прозвище.
Отдав честь генералу, Сорвиголова вышел и вихрем помчался по лагерю, на который продолжали сыпаться снаряды англичан. Собрав сорок молокососов и приказав им седлать коней, он каждому выделил по пять динамитных патронов с бикфордовыми шнурами. На все это ушло не более десяти минут.
— Вперед! — раздалась команда, и сорванцы бешено поскакали, рискуя сломать себе шею среди скал и рытвин, потому что единственными источниками света в этой кромешной тьме были звезды да всполохи пушечных залпов.
Но у добрых бурских лошадок такая сноровистая и твердая поступь и ими руководит столь безошибочный инстинкт, что ни одна из них ни разу не только не упала, но даже не споткнулась. За пятнадцать минут диверсионная группа преодолела четыре километра.
До железной дороги было уже рукой подать. В пятистах — шестистах метрах сверкали воды Моддера. В качестве разведчиков молокососы изъездили эту местность вдоль и поперек и теперь, несмотря на темноту, узнавали мельчайшие неровности. Спешились, не проронив ни слова. Чувствовалось, что англичан здесь полным-полно.
Десять юнцов остались охранять лошадей, остальные, с динамитными патронами, отправились пешими за своим командиром. Молодые люди, словно истые индейцы, передвигались с бесконечными предосторожностями: ползли, останавливались, прятались то за скалой, то за кустарником и снова упорно продвигались к цели.
Бронепоезд находился всего в полутора километрах от них. Орудия его неумолчно грохотали, оглушая молокососов. По железнодорожному полотну сновали какие-то тени, вырисовывались силуэты часовых, расставленных попарно через каждые полтораста — двести метров.
Отважные сорванцы с поразительной быстротой и ловкостью прямо голыми руками проделывали под рельсами лунки. Сорвиголова вставлял в патроны бикфордовы шнуры и вместе с Фанфаном укладывал взрывчатку в углубления и прикрывал сверху землей. Неосторожное движение, малейший удар по стальным рельсам — и все взорвется. От одной мысли об этом людей менее хладнокровных бросило бы в дрожь. К тому же юных диверсантов могли заметить часовые, хотя молокососы и работали лежа, плотно прижавшись к шпалам и как бы сливаясь с ними.
Слава Богу! Наконец-то уложены все патроны — целая сотня, каждый весом в сто граммов. Десять килограммов динамита! Так встряхнет, что чертям тошно станет!
— Назад! — чуть слышно скомандовал Сорвиголова.
Молокососы отползли от рельсов на несколько шагов.
— Ты, Фанфан, останешься здесь, — продолжал Сорвиголова, — а я побегу на мост. Понадобится четверть часа, чтобы добраться туда и заложить гостинец. Когда услышишь взрыв, подожги шнуры и беги. Понял?
— Да, хозяин!
— Если через четверть часа все будет тихо, значит, меня уже нет в живых. Но ты все равно поджигай… Скажешь Кронье, я сделал что смог.
— Есть, хозяин!.. Только вот что я тебе скажу: фейерверк фейерверком, да не вздумай сам кокнуться. У меня сердце от горя лопнет.
— Молчи и выполняй! Общий сбор — после взрыва, у лошадей.
Сорвиголова принялся укладывать патроны в две провиантские сумки по пятьдесят штук, или по пять килограммов взрывчатки в каждую. Со стороны могло показаться, что он имеет дело не с динамитом, а с деревянными чурками — столь быстро и уверенно орудовал француз боевыми зарядами. Одну порцию смертельного груза через правое, другую через левое плечо — и в путь. Сделав небольшой крюк, Жан свернул прямо к берегу и минут через шесть был уже на месте. Мост, как и следовало ожидать, охранялся часовыми. Юноша бесшумно обошел наскоро сооруженные англичанами защитные укрепления и добрался до обвалов, вызванных предыдущим взрывом. Он был в числе тех, кто взрывал тогда этот важный в военном отношении объект, и отлично запомнил конфигурацию местности.
Как и всегда. Жану невероятно везло: ему удалось незаметно взобраться по контрфорсу [83] до решетчатого настила — продольных брусьев, поперек которых лежали шпалы с укрепленными на них рельсами. Слева от железнодорожного пути тянулся дощатый проход, такой узкий, что два человека разошлись бы с трудом. А внизу река, пучина!
Положившись на свою счастливую звезду и находчивость, Сорвиголова смело ступил на пешеходную дорожку и направился к первому устою моста, чтобы взорвать его. Но не прошел и пятнадцати шагов, как раздался резкий окрик:
83
Контрфорс — здесь: береговая опора моста.
— Кто там?
Уловив ирландский акцент в английской речи часового, командир молокососов решился на отчаянный шаг.
— Это ты, Пэдди? Без глупостей, дружище! — с деланным смехом ответил он. Поясним, что «Пэдди» — общее прозвище ирландцев, закрепившееся за ними, как «Джон Буль» — за англичанами, а «Джонатан» — за янки.
— Томми! Ты, что ли? — с явным недоверием откликнулся часовой. — Подойди поближе… Руки вверх!
— Да не ори! Смотри, что я стянул… В сумках у меня — закуска и бутылки виски… На вот, попробуй!