Шрифт:
Прощайте, горы, вам видней
Кем были мы в краю далёком…
«Каскад»
Родина, еду я на Родину
«ДДТ»
Присаживайся, капитан! Политруки и особисты не смогли тебя посадить в своё время, а я вот предлагаю тебе добровольно сесть на стул, – комбриг широко улыбнулся и сделал гостеприимный жест рукою, – садись, пообщаться надо.
Честно говоря, меня покоробило от упоминания о событиях полугодичной давности. Тогда, возвращаясь из пустыни после выполнения задания, мы никак не могли оторваться от преследования душманов и мне пришлось принимать трудное решение: вести подразделение к точке прибытия вертушек, или остаться с арьергардом, обеспечивающим отход отряда. Я выбрал второй вариант и остался с группой, поручив сержанту-срочнику вести людей к площадке подскока. Нам повезло, комбат, нутром понявший, что отряд попал в беду, сумел убедить командование в необходимости вылета вертушек на час раньше контрольного времени. В результате боя с моджахедами арьергард понёс потери и это стало причиной возбуждения уголовного дела против меня, однако комбриг встал горой на защиту и добился снятия с меня всех обвинений и, кроме того, назначил на освободившуюся должность замкомбата. Впрочем, два месяца мне всё же пришлось прожить в статусе подследственного и за малым делом чуть не лишиться и звания, и партийного билета.
Наверное, подполковник увидел в моих глазах нечто такое, что заставило его слегка смутиться. Закурив сигарету, он примирительным тоном сказал:
– Извини, капитан, не хотел напоминать. Считай, что глупо пошутил. Не обижайся. Присаживайся, в ногах правды нет.
– Спасибо. За что мне на вас обижаться? Если бы не вы и не комбат, то сейчас лес бы валил где-нибудь под Иркутском.
Глаза бригадира потеплели:
– Да ладно, тебе, брось. Я же знаю, что ты не мог поступить иначе. Да и я бы принял точно такое же решение. Это особистам тогда потребовалась жертва, вот они и вцепились. Давай закроем тему, сейчас не об этом.
Я присел на стул и попытался угадать тему беседы. Вообще-то, вызов в штаб бригады случай неординарный, тем более что серьёзных поводов вроде бы и не приключилось. Начальство редко приглашает для того, чтобы похвалить, гораздо чаще на ковёр вызывает, а тут даже борт прислали. Пятьдесят минут, и я уже сижу перед комбригом. Значит, событие, как говорится из ряда вон, не для воспоминаний же о былом вызывали? Пауза слегка затянулась, видимо командир бригады решал, с какого конца приступить к главной теме. Я решился помочь начальству:
– Товарищ полковник! Наверное, что-то сверхважное случилось? Или опять кто-то переживает, что я служу, да ещё и с партбилетом в кармане?
Бригадир оценил мою помощь и, затушив сигарету, заговорил спокойным тоном:
– Да нет, капитан. Ничего серьёзного, потеха одна. Даже не думал, что в один час столько хрени уместится может. Я-то тебя вызвал, чтобы предложить продлить срок командировки и официально принять батальон. Рассчитывал, что твой комбат поступит в академию, но пока ты летел в бригаду, позвонил Андреич и сказал, что успешно сдал все анализы, а вот арифметику провалил. Короче, не поступил он, и через пару недель будет на месте. И твой заменщик из Прибалтики завтра будет здесь. Так что встречай его, передавай дела, должность и дуй домой. Считай отслужил своё, пора и честь знать. Шутка. И это ещё не всё. Вместе с твоим заменщиком прилетают новые начальник штаба батальона и командир четвёртой роты. Так, что поедете в Союз в тёплой дружеской компании. На моей памяти это первый случай, чтобы в батальоне сразу три начальника менялись, но моя позиция в этом вопросе будет железобетонной: никого держать не буду, всему свой срок. Завтра же в батальон улетите, вертушка к вашим соседям запланирована, вот на ней и отправитесь. Команду я уже дал, вас возьмут на борт. Вопросы есть?
Я понял, что разговор закончен, поднялся с места и спросил совсем не по уставу:
– Я свободен, Виктор Анатольевич?
Комбриг уже с видимым безразличием кивнул:
– Иди давай. Отдыхай. Сегодня Розенбаум прилетает, концерт даёт. Приходи к клубу ближе к вечеру, – уже в дверях догнал меня вопросом, – слушай, капитан, а если бы у комбата всё сложилось с академией, ты остался бы ещё на полгода? Только честно.
Я повернулся к нему в пол-оборота:
– Конечно.
Выйдя из прохладного кабинета командира бригады, я направился в дежурку. Остановившись у стеклянной перегородки и выждав, когда майор обратит на меня внимание, нагнулся к окошку:
– Слушай, Равиль, не подскажешь, когда борт из Кабула прилетает?
Дежурный устало улыбнулся и ответил вопросом на вопрос:
– Что, пехота, заменщика ждёшь?
Я пожал плечами:
– Если бы только одного, а то сразу троих встречать придётся.
Майор кивнул головой:
– Уже знаю. Надо же? Сразу трое на замену… счастливчики! Мне ещё год трубить.
– Так, что с бортом? Или не в курсе?
В комнате раздался зуммер радиостанции, дежурный рефлекторно схватил трубку гарнитуры и кинул уже через плечо:
– Завтра в одиннадцать встречай…
В курилке у штаба сидели начальник клуба с комсомольцем бригады и горячо обсуждали какую-то проблему. Вообще-то, у Александра должность имела более серьёзное и длинное название: помощник начальника политотдела по комсомольской работе, но в войсках прижилось только короткое, «комсомолец». Мы редко с ним встречались, но чувствовали взаимную симпатию. Так бывает. Достав сигарету, я направился в курилку:
– Привет, капитаны! О чём разговор?
Офицеры одновременно повернули ко мне головы. Александр дружелюбно улыбнулся и, поднявшись, протянул мне руку:
– Здорово, заменщик! Сам-то, как?
В отличие от товарища, начальник клуба не стал утруждать себя приветствием, а вытянув ноги, недовольно буркнул:
– Дела у нас, важные. Хотели с глазу на глаз обсудить.
Комсомолец досадливо отмахнулся:
– Хватит, а, Серёга? – повернувшись ко мне продолжил с азартом в глазах, – представляешь? Через четыре часа Розенбаум концерт должен давать, а тут выяснилось, что клуб всех желающих вместить не может! Начпо сказал, что если не решим проблему, то он Сергея отправит на самую дальнюю точку. Вот мы и думаем, как тут быть?
«Да, у каждого свои проблемы, – думал я, усаживаясь на лавочку, – кто-то в рейд собирается, а кому-то концерт нужно обеспечить». Прикурив сигарету, я поймал на себе заинтересованный взгляд начальника клуба, так смотрят люди, надеющиеся на спасительную соломинку. Мне почему-то захотелось помочь заносчивому культработнику. Конечно, было бы любопытно посмотреть, чего он стоит как замполит роты на «самой дальней точке», но слишком уж много надежды светилось в его глазах. Я перевёл взгляд на Сашку, и заговорил как бы для самого себя:
– В отпуске я встречался с ребятами, которые служили в Шинданде, Баграме, ну и ещё где-то. Так вот, кто-то мне рассказывал, что сам Кобзон выступал на сцене из двух Камазов. Борта откинули, сдвинули корма к корме, сверху массеть натянули от солнца, и сцена вполне приличная получилась. Да, что там Кобзон, даже Пьеха на грузовике пела, она-то женщина, а Розенбаум – мужик, ему наплевать, где стоять, лишь бы зрителю его песни в душу запали. Или я что-то не то говорю?
Я не успел закончить свои воспоминания, как оба офицера уже вскочили со скамьи. Александр махнул рукой и торопливо проговорил: