Капитанская дочка
Шрифт:
Мы с мамуськой подхватили. Старпом залихватски сдвинул мохнатую шапку и тоже:
Glad tidings we bring To you and your kin; Glad tidings for Christmas And a happy New Year! We want some figgy pudding, We want some figgy pudding, We want some figgy pudding, Please bring it right here!— Юль, — лукаво ухмыльнулся кок, — Ты знаешь, куда ставится ударение в слове «figgy»?
— На первый слог. Плоды называют фиги или инжир… Фиговый пудинг!
— Это для католиков. Нам правильно петь «фиговый»…
— Шутить изволите?
— Ничуть.
Смешки, общий хохот заглушили конец фразы.
В порту тем временем не прекращалась работа ночной смены: перемещая грузы, повизгивали лебёдкой большие портовые краны; натужно подвывая, швартовались суда; с грохотом круша белые глыбы, передвигался вдоль пирса буксир.
— Вода, гляньте, как парит, — механик озабоченно хмурился, — Давит мороз. Синоптики обещают к утру за тридцать.
А я без их обещаний понимал: самим из порта не выйти. Пяти минут нет, а уж ресницы от инея тяжёлые, скулы огнём горят. Напоследок окинул взглядом судно и полушутя скомандовал:
— Отбой. Пора спать…
Один за другим полетели в ночь яркими угольками окурки.
Утром мамуська с Ладой подались домой, а мы встали под выгрузку–погрузку: на родину доставили для пивной отрасли хмель, из России на Запад — пиломатериалы. Сутки на всё про всё и — курс на Италию…
Юльке, словно vip–персоне, выделил отдельную каюту. Вообще–то места нам хватило бы и в капитанской. У меня каюта комфортабельная: заходишь, справа — диван, слева — рабочий стол, имеется душ, туалет, отдельная спальня. Ладно, пускай блаженствует! Вечером заглянул к ней в гости, оценить, как устроилась. Уже из коридора навстречу нежный аромат — женским духом повеяло… Дураки болтают, женщина на судне — к беде, тут — благодать! На стене висит ватманский лист с контурами материков, пунктирной линией обозначен маршрут «Россия — Италия, порт Триест», крохотный российский триколор в исходном пункте — «Санкт — Петербург»; на столике раскрытый учебник по алгебре, карманное зеркальце, в рамке семейная фотография, рядом плеер, шпильки, цветные резинки, заколки… Девчонка!..
— Ну, как ты?
— Отлично.
— Держись меня, мало ли что… Кругом механизмы.
— Я уже со всеми перезнакомилась.
— Ну и?..
— Боцман такой заправский моряк: в ухе серьга, на руках наколки–якоря.
— Надеюсь, других рисунков он тебе не показывал…
— Па!.. Предложила повару на кухне помогать…
— Коку на камбузе?!
— Да.
— Помогай, заодно научит тебя готовить. Иван Петрович — мастер!
— Мы когда отходим?
— С минуты на минуту жду команду диспетчера.
— Ура!!! — Юлька запрыгала, захлопала в ладоши.
Но прошли сутки, двое, трое, а мы, как стояли у причальной стенки готовые к отходу, так и продолжали стоять. Вся надстройка, леера, трап обросли ледяной корой — какое–то Берендеево царство, не судно. Шведам докладываю: «Ледовая обстановка крайне тяжёлая. Настоятельно рекомендую заказать индивидуальную проводку». При этом судно заводят носом в вырез на корме ледокола, за усы притягивают и буксируют до тёмного ниласа и склянки [3] . Ну, разумеется, нужно платить дополнительно… Со шведами у меня каждый день на восемь утра — «позишин репорт»: теплоход «Остерхук», экипаж пять человек, позывные, широта, долгота… температура наружного воздуха, воды, толщина льда, сила сжатия, запас воды, топлива и… пройдено за сутки — «0» миль.
3
Тёмный нилас и склянка-Marine science: ice rind (по международному коду; тонкая эластичная корка льда до 5 см на спокойном море);
— Пап, когда передвинем флажок?
— ?..
Да, миль пройдено — ноль, а время — бежит! неделя к концу.
— Юль, хочу маме писать: пусть приезжают вместе встречать Новый год.
— Ура! Ура–ура.
Мы прошли в рубку, отправили почту и тут же весточка: «Выезжаем». Юлька счастливая ускакала на камбуз, а я стал добивать шведов. Отправляю телеграммы одну жёстче другой. Смысл един: «Самостоятельно выйти не сможем». В ответ: «Ищите возможность».
Наутро приехали мои: дочуля квёлая, по трапу еле поднялась, жена вся на взводе:
— В поезде у Лады поднялась температура! Жар! Пылает вся. Угораздило нас! Предчувствия у меня нехорошие… Хоть бы встретил!..
— Ну, мамусик…
— Кое–как добрались до порта, а их, видишь ли, к другому причалу перегнали.
Одна Юлька радовалась безоговорочно, попеременно обнимала, целовала то мать, то сестрёнку.
— Не очень–то тискайся с ней, — мать развела дочерей. — Не хватает вирус подцепить.
— Морская душа не тонет и не болеет! — беспардонно встрял старпом.
— Мы это уже проходили… не стоит гневить Бога. Скоро каникулы, а вы всё переминаетесь на месте. Юль, может, с нами назад?
— Нет, раз решила, пойду в рейс.
— Мамусик, завтра уходим на Италию! — поддержал я.
— Мне кажется, вы не уйдёте никогда.
Однако пора было праздновать… На рейде нетерпеливо топтался Новый 2002-й год. Все собрались за столом, и тут — команда: «перешвартовка»! Пришлось встать и отправляться на вахту. Юлька, как могла, подбадривала мать, безустанно поила младшую сестрёнку из серебряной ложечки горячим чаем с лимоном, и всё тёрлась, жалась к ней… Так и встретили Новый год порознь: жена с дочами — сами по себе, я — на мостике. Из–за этого даже курьёз небольшой случился… Во главе стола, по неписаному морскому закону, имеет право восседать исключительно капитан. А тут, пока я на вахте, жена уселась на моё кресло. Кок ей деликатно:
— Сюда нельзя.
— Куда можно?
— На любое другое место, здесь сидит капитан.
Жене непривычно… Понимаю, я тоже привык не сразу: когда поступаешь на пароход, первый вопрос сменщику: где твоё место за столом? У каждой должности определённое.
В кают–компанию мы вернулись под утро, замёрзшие, голодные, бордовые от мороза. Какое тут, к чертям, застолье. Наспех поклевали и — на боковую. Не успели кимарнуть, от диспетчера — долгожданая команда.
— Люда, всё–всё–всё, отход.
Шведов напоследок предупреждаю: застрянем в ледовой каше. Денег так и пожилили! (Видать, мало им досталось под Полтавой…) Деваться некуда: караванная проводка судов. Час идём, два идём за ледоколом… «Семён Дежнёв» — у него специальные винты, насадки: глыбы измельчаются, словно в мясорубке, крошево выталкивается под лёд. Вода за ним, точно в бассейне, чистая–чистая. Но оценить это, по достоинству, может лишь тот, кому посчастливилось идти в кильватере впритык к головному судну. Я почти в самом конце. Иду, иду… Теплоход весь дрожит, ледины стучат о борта. Внезапно передо мной сплочение льда! Никогда прежде такого не видел. Две половины белого поля сходятся, сходятся… Судно с двух сторон как давануло! Грохот, скрежет… Прямо по курсу — ды–ыыбом торосы!