Капитанская дочка
Шрифт:
Всё! Затёрло меня…
В этот день на запад проскочили лишь три судёнышка, ближних к ледоколу. Остальные встали. Колом! Сотни судов, сотни!.. сделались заложниками льда.
Я стою час, другой. Стал вмерзать, вмерзать, вмерзать…
И вмёрз.
Каждый день ледоколы, то один, то другой, проходят мимо. Суда, которые в динамике, идут следом, кто вмёрз основательно, как мы, стоят. Стоят и стоят в районе приёмного буя. А ледоломам что?.. Стойте, ради бога! Пока фирма не оплатит расходы по индивидуальной проводке,
Первые дни чувствовал себя спокойно: топливо, продукты, вода пока есть. Ситуация не из приятных, но управляемая, рабочая. Однако судовые закрома не бездонны: работает генератор, освещение, отопление, вода идёт, всё идёт. Готовились на короткий переход (что тут до Италии–то сбегать?), а валандаемся, считай, месяц: и вперёд ходу нет, и назад тоже нет — государственная граница закрыта. На пятый день я ввёл режим строжайшей экономии — заглушил водопровод: до свидания цивилизованный туалет и душ. Пробурили во льду лунки, для технических целей набирали воду морскую. В каюты постепенно заползал холод, верхнюю одежду теперь не снимали.
— Моряки не мерзнут, они синеют, — воодушевлял старпом.
Питьевая вода к концу…
— Моряки дрейфуют, но не дрейфят! — браво твердил он.
Вскрыли горловину питьевой цистерны (в каждой есть мёртвый запас) оттуда — кружками. Дизтопливо на исходе: сперва обсохли основные танки, затем расходные. Оставалась ещё соляра в носовой части. Мои матросики каждое утро идут на бак, сливают из топливного подруливающего танка, волокут канистрами в машинное отделение, чтобы хоть дизель–генератор работал. С продуктами стало совсем скудно. Кока частенько приходилось отвлекать на хозяйственные работы, на камбузе кашеварила… Юлька! Закончилась мука. Юлька придумала: макароны перемелет на ручной мясорубке, крошево зальёт водой, масса за ночь разбухнет, туда дрожжи, и печёт–выпекает румяные плюшки. Мужики не нарадуются: «Ай да стряпуха!»
Изредка рядом становились большие пароходы. Я им по рации, по шестнадцатому международному каналу безопасности:
— «Остерхук» — теплоходу «Самара».
— Да, слушаю.
— Я у вас по левому борту, видите меня?
— Да.
— Стою две недели. Не богаты водой, провиантом?
— Иду из Аргентины, гружёный мясом. Сколько нужно?
— Воды, если дадите, тонн пять–десять? Ну и за мясо буду благодарен.
Своим ребятам команду:
— Пожарные шланги — в единый рукав.
К их цистернам присасываемся «кишкой» и перекачиваем питьевую воду. Вдобавок нам сбрасывают на лёд четыре коробки с мясом.
— Спасибо! Примите и от нас скромный презент: ящик виски.
Всё бы это ничего, даже, наверно, романтично…
А ледоколы, знай себе, бегают взад–перёд, они сильнее льда. Смотрю в бинокль… один из наших разбойников, «Разин». Выхожу на связь:
— Ребята, выручайте. Меня сжимает.
«Разин» меняет курс, направляется к нам. «Пойду, позову дочь, ей будет любопытно». На мостике за себя оставил старшего помощника. Сижу в каюте у Юльки, жду, когда оденется потеплей,
Судно на бок! Ё-оо! По громкой связи испуганный ор старпома:
— Всем! Сро–оочнаа!!! покинуть борт!
В сознании молнией — «дочь!»:
— Юлька, за мной!
На бегу обжигает мысль: «судно!»
Залетаю на мостик, смотрю боцман, матросы — «спасайся, кто может»!..
— Всем назад!!! Старпом! — и матом ему — …Кто тебе позволил командовать?!
— Я на вахте, значит, старший.
— Читай Устав: приказ «покинуть судно» имеет право дать только капитан.
Стоят, переглядываются, приходят в себя.
— Вскрыть аварийный ящик, выдать гидрокостюмы.
И тут механик:
— Пробоина! в машинном!
— Старпом, давай за старшего, заделать пробоину! — там корпуса двойного нет, вот и рвётся, где тонко. — Юль, я к ДАУ [4] , а ты вставай на место капитана, держи связь с ледоколом.
Принятые команды из динамика слышны всем, кто на мостике, но отвечать может один.
На ледоколе увидели, как мы завалились на бок, кричат:
— Что у вас там?!
4
ДАУ — дистанционное управление главным двигателем: запуск главного двигателя, остановка, увеличение или уменьшение оборотов и соответственно скорости судна.
— ?.. — Юлька вопросительно оглянулась на меня.
— Скажи: пробоина в машинном и крен.
Она поднимает трубку, нажимает тангентку:
— У нас пробоина в машинном отделении, и мы накренились.
— Сколько градусов?
— ?..
— Пятнадцать.
— Пятнадцать!
Крен допускается не более пяти, а тут!.. Капитан ледокола снова вышел на связь:
— А вы кто? Штурман?
— Ну, скажи штурман.
— Да я вот тут с папой…
На том конце секундное замешательство:
— Капитанская дочка…
Перед тем, как расстаться, команда ледокола привязала к выброске на линь полиэтиленовый пакет, перекинула нам на палубу. В пакете лакомство — три белковых пироженых. Юлька — вся при счастье. А потом ледокол ушёл. Ушёл, а мы остались. Благо все живы, и судно на плаву. Пробоину заделали: поставили мат (не только в смысле матерились — материал такой), установили струбцины, упоры. Прежде я не замечал за собой особой сентиментальности, а тут крепко обнял дочь, прижался щекой ко лбу… Вся пылает.
— Что с тобой? Горячая такая…
— Не знаю, па…
— Сказала бы, таблетку какую дал.
— Уже неделю пью, не помогает…
— Нее–де–лю? Марш в постель! Скоро приду.
Почему навалилось всё разом?! Почему ВСЁ фиговое?..
Так… Проблемы нужно решать по очереди.
Живучесть судна. Лежим на боку, скверно… Крен пятнадцать градусов — звонок жёсткий! Причина? Пока команда разбиралась, я бегом к дочери: сам заварил ей чаю с малиной, дал аспирина, принёс второе одеяло из своей каюты…