Капитанские повести
Шрифт:
— Напоминаю: один свисток — приспустите вниз на треть фала, два свистка — на место.
— Ясно, Виталий Павлович.
«Руставели» приблизился настолько, что проявились фигурки людей на крыльях мостика и прогулочных палубах. Все дрожало вокруг него: столб горячего воздуха над трубой, марево, уходящее к горизонту, ровная поверхность океана. Множество утренних звуков: гул машин, музыка, свист распарываемой воды, пение винтов, еще что-то — все громче раздавалось навстречу. И черный его форштевень по баллистической кривой возносился из океана прямо на солнце. И вот они поравнялись… Старпом резко дунул в свисток. Дрогнул, пополз вниз и снова взлетел к гафелю словно бы сам по себе парящий в воздухе флаг, пронеслась мимо рассыпчатая гряда пены, бесконечные ряды палуб, оживленные кое-где стайками плещущих ладоней, и наверху, впереди, особняком, на узком, нависшем над водой крыле мостика — человек в тропической форме и фуражке, поднявший руку над головой так, как приветствуют друг друга лоцмана и капитаны во всем мире.
И вот уже яруса надстроек над круглой кормой напружинились, изогнулись, как яруса парусов, и все дальше, и дальше, и дальше…
«…А ведь они на нас сейчас так же смотрят», — подумал Виталий Павлович.
19
Вторым праздником в этот день было получение очередного радиобюллетеня. Он был просмотрен капитаном и помполитом, зачитан по трансляции, подшит в специальную папку, скопирован и в копии приколот на доску приказов и объявлений. О нем можно было бы говорить много, столько же, сколько будет об этом говорить экипаж, натосковавшийся вдали от родного порта, но лучше всего прочитать бюллетень самим:
Н а в и г а ц и я-71
Идут четвертые сутки последней декады августа. С грузами для жителей Крайнего Севера отправлены т/х «Волга», «Кубань», «Крестцы», «Балхаш». Общее количество груза на этих судах более 12 тысяч тонн. С балансами на борту следует в Руан газотурбоход «Николай Алексеев». В Игарке грузятся пакетами «Днепролес», «Индигалес», которые в ближайшие дни уйдут в Лондон, Бристоль. В трамповом рейсе с генеральным грузом на борту следуют «Валдай», «Вышний Волочёк». На подходе в район Заполярья «Капитан Мартынцев», «Капитан Павлов», «Колгуев». Их задача — снабжение полярных станций.
П е р в о е и з 59
Во время стоянки в Лондоне экипаж т/х «Кириши» получил приглашение директора норвежского стадиона принять участие в международной спортивной неделе моряков. В ней участвовало 59 экипажей 12 стран. В общекомандном первенстве экипаж т/х «Кириши» занял первое место, награжден первым призом, учрежденным норвежским стадионом.
Н о в о с т и
В один из выходных дней работники пароходства совершили экскурсию на раскопки древнейших поселений края. Собирали в лесу грибы, ловили рыбу. Это особенно понравилось гостям нашего порта — экипажу одесского судна «Бежица».
В городе впервые открыта выставка декоративно-прикладного искусства художников РСФСР. Здесь представлено творчество художников из разных уголков нашей страны, скульптура малых форм, украшения, посуда.
Наши судоремонтники получили в свое распоряжение одну из пяти крейсерских яхт, которую польские судостроители создали для яхтсменов нашей страны. Практическое плавание крейсерских яхт в северных водах позволит развивать самостоятельный вид парусного спорта — крейсерские гонки. По штатному расписанию новая яхта требует экипажа из шести человек.
Сегодня в город прибывают дети моряков из пионерлагеря «Волна», завтра спецрейсом из Молдавии дачи детсада «Парусок», «Якорек».
28 августа разрешается охота на летне-осенний период на пернатую дичь на территории области. Среда, четверг закрыты для охоты.
П о г о д а
Сегодня облачность переменная, с прояснениями, временами мелкий дождь. Ветер западный, умеренный, температура 17 градусов тепла. Все автобусы, поезда переполнены грибниками.
Прочитав уже слышанный по трансляции бюллетень, люди медлили у доски объявлений, кое-что перечитывали снова, и еще медлили, как медлят на перроне перед посадкой в уходящий поезд, и расходились по своим работам и вахтам, и несколько странным казалось грохочущее, обвитое кабелями и трубопроводами машинное отделение, и несколько непонятным был прогретый, как баня, океан с плавающими в нем пятнами мазута и клочками светло-коричневых саргассовых водорослей. Какое вечное небо расположилось над океаном! Висели в нем не закрывающие солнца облачка, словно подпираемые снизу влажными воспарениями воздуха, ни тени не ложилось на бездонную воду, и только солнце дробилось в каждой морщинке ряби, в каждом пузырьке пены, и взгляд тонул в белесой синеве, куда ни глянь. Принимался было дуть нестойкий ветерок, затихал, забегал с другой стороны, облизывал несколько волн и пропадал снова, чтобы вдруг зайти с кормы, с северо-востока, словно начинающееся дыхание пассата. И снова стихало все, теплое естество тропиков обволакивало «Валдай», сглаживались разморенные жарой волны, и тогда будто бы ватой закладывало уши, и надо было задержать в себе ток крови, чтобы услышать море и судно…
Графу с Мисиковым в удел оставались все те же ненавистные сварные стыки палубы и стенок трюмов, откуда нужно было по-прежнему вручную вышкрябывать ржавчину. Серго Авакян с пневматической щеткой уже давно отдраивал палубу по другому борту, а они все копались в закоулках между первым и вторым трюмами, и еще неясно было, когда они управятся с этой работой. Правда, боцман еще вчера обещал прислать кого-нибудь в помощь, но слова его пока оставались втуне, и они продолжали скрести вдвоем.
Надо сказать, Граф присноровился выцарапывать ржавчину уголком шкрябки на себя, Володька же Мисиков упорно орудовал ею на манер долота, отчего закаленное лезвие втыкалось в железо, возникали бесчисленные зарубки, тогда уже и щеткой становилось работать труднее, но Володька все долбил и долбил стыки, как проклятый, и набухало у него веко на месте почти совсем уже незаметного синяка.
Граф предложил было ему свой способ, но в ответ Володька лишь развернул каскетку козырьком назад и прищурился:
— Ты что-то слишком много понимать стал, Граф. Смотри у меня!
— Володя, так я же как лучше…
— Из учителей мне боцмана за глаза хватает, Граф.
Граф обиделся, ожесточился, отполз подальше, повернулся к Володьке спиной и принялся думать о музыке, о Днепре, об алом купальнике поварихи, об океане, но думать обо всем этом почему-то не хотелось, мысли возвращались к Володьке Мисикову, к тому, может ли друг быть несправедливым. Визжала шкрябка, ржавчина покалывала колени, и всей спиной Граф чувствовал, как одиноко раскачивается сейчас Володька Мисиков.
Володьке было о чем подумать. В начале прошлой ночи он зашел на огонек к Тане, благо дверь в ее каюте была нараспашку. Таня в платье лежала поверх одеяла, и, когда Володька ее увидел, он понял, что происходит такое, чего он не может допустить, если он настоящий мужчина. Он захотел стать Тане всем, чем она пожелает, но Таня сказала ему, даже не поворачивая головы:
— Не валяй дурака, Мисиков, и становись человеком.
В этих словах было столько усталой убежденности, что Володька догадался молча выйти в распахнутую дверь.
Он подался на верхний мостик, где в гамаках и шезлонгах устраивались на ночь любители поспать под открытыми звездами, и покурил со всеми вместе, вытянувшись на влажноватой деревянной, пахнущей лесом и гаражом, палубе и прислушиваясь к неторопливому говору помполита.
— …Вот таким и был командир нашей девятой артдивизии прорыва РГК Герой Советского Союза генерал-майор Ратов. А начал войну помпохозом… Доблесть, ребята, как золото, ни под чем не ржавеет…
— А вы кем там были, Андрей Иванович?
— Всем был. Войну заканчивал начальником разведки…
— В самый день победы?
— Маленько пораньше… Попал я под егерские мины, когда шел на связь с югославскими партизанами. Теперь, видишь, ни в койке, ни тут спать неудобно.
И тогда Володька Мисиков, неожиданно для самого себя, вдруг спросил помполита:
— А вам людей приходилось бить?
— Бить?
— Ну, не на фронте, а так вот, сейчас, ну просто.
Андрей Иванович, кряхтя, передвинулся в гамаке.