Капитанские повести
Шрифт:
— Он айсберги проморгал.
— Случай с айсбергами лишь увенчал его нежелание быть самостоятельным. Вам понятно? Изнт ит?
— Йес, сэр, говорю…
— Ну — на вахту. Переживать будете в личное время.
17
Третий штурман вышел наружу, и Виталий Павлович улыбнулся, услышав, как он яростно зашипел на вахтенного матроса. Это было неплохо, потому что вахта третьего штурмана отличалась особой непринужденностью, матросы любили стоять с ним, а сам третий явно не рвался к самостоятельности, уютно устраиваясь за капитанской спиной. Кроме того, ему не хватало аккуратности в работе, и Виталий Павлович всякий раз проверял, как он переходит с карты на карту или прокладывает измененный курс.
Конечно, третий сейчас сердит был на капитана, но наверняка и зол на себя. Делая замечания, Виталий Павлович иногда старался побольше царапнуть самолюбие: неглупых людей самолюбие очень подтягивает.
Вообще-то в последнее время особых дураков Виталию Павловичу не попадалось. Те, что на первый взгляд были таковыми, просто оказывались людьми, не умеющими или не приученными думать, в крайнем случае — ленящимися думать. Жизнь по освоенному стереотипу вполне устраивала их, и для того, чтобы заставить их думать, нужно было сначала пробудить у них недовольство заученными приемами существования, то есть недовольство самим собой. Но если человеку уже хватает минимального набора привычек и ощущений для того, чтобы быть счастливым, как это можно изменить?
Был на «Валдае» классический образец: Федор Иванович Крюков, старший моторист и заместитель предсудкома. Он долго служил и плавал мотористом, но стармех не доверил бы ему разборку пли сборку простейшего насоса: Федя не мог думать. Он постигал манипуляции, не вдаваясь в суть дела.
Однако стармех никогда бы не согласился добровольно расстаться с Федей и таскал его за собой с судна на судно, ибо не было другого такого человека, кто бы умел так быстро и в непостижимой обстановке раздобыть любую дефицитную запчасть, оформить получение и списание имущества и официально и под прилавком. Отчетность по машине благодаря этому была в безукоризненном состоянии, и экономия по горюче-смазочным материалам, расходным материалам и запчастям ежеквартально — налицо.
Постепенно вникая в детали Фединой хозяйственной деятельности, Виталий Павлович не знал пока, что предпринять, потому что и помимо этого порядок в машине стармехом поддерживался действительно деловой, а плавать, имея Федю, было гораздо легче, и в советских портах как добытчик он был незаменим. Поэтому Федя имел монопольное право здороваться со стармехом за руку и разговаривать с ним наедине при закрытых дверях, и вследствие этой привилегии на младший комсостав он смотрел свысока, до среднего снисходил, а со старшим пытался быть в приватной дружбе.
Попробовал он и с капитаном поговорить попроще, но Виталий Павлович немедля посадил его на место, причем так ядовито и публично, что Федя не мог ему этого простить.
С командой Федя близких отношений не порывал, крепким задним умом понимая, что слишком ненадежно любит его комсостав.
Семьянин он был исступленный. Он не жалел себя за границей, выискивая обувь и одежду, сам ходил в обновках пятнадцатилетней давности, рассчитывал каждую марку и каждый фунт и радовался, как ребенок, когда удавалось наскрести на комплект, чтобы жене и дочерям всем троим без обиды. На что пока Федору Ивановичу не везло, так это на квартиру, несмотря на стаж работы и занимаемый профсоюзный пост…
— Так, говорю, все ничего и нет, чернота, — осторожно обеспокоил Виталия Павловича третий помощник. — Пусть работает?
— Пусть поработает… Радист не торопится, надо сказать.
— Сходить?
— Вперед смотрите, я сам.
Виталий Павлович вышел в коридорчик и переступил комингс радиорубки. Радист с начальником радиостанции сверяли номера принятых по радио извещений и предупреждений мореплавателям.
— Ну что, боги?
— Фу, — сказал радист и помотал головой, — у нашей фирмы все оки-доки, номер в номер. Вот, было позавчера из Калининграда: восточнее Большой Ньюфаундлендской банки, карта № 215 — учения с применением осветительных и пиротехнических средств…
— Так. Ну, это не для нас беспокойство. Еще что?
— А вот о запусках ракет: подход к Чесапикскому заливу, северо-западнее и северо-восточнее Бермудских островов, карты… Пять номеров. Так. Запуск ракет с 15 по 29 августа с острова Уолопс. Районы падения… так… так, и с эллипсом большой осью четыреста миль, малой осью триста миль с созданием химического облака голубого цвета продолжительностью тридцать — сорок пять минут. Районы опасны для плавания.
— Ну, это я помню. Это все у нас на карту положено. А вот к югу от нас?
— К сожалению, это все, — ответил начальник радиостанции. — Единственное, что могу еще предложить, это последние данные по тем двум ураганам.
— «Терри» и «Ева»?
— Они. Вот последние сообщения из Вашингтона и Майами.
— Ну, спасибо, хорошо. Значит, все?
— Все.
— Будем считать — это необъявленные испытания. Вспышки явно рукотворные.
— Мы вдвоем еще раз эфир проследим и циркулярную передачу проверим.
— Ну, добро.
Виталий Павлович вернулся в рубку и снова прилег к генеральной карте западной части Северной Атлантики.
«Ну так… Испытания действительно где-то на параллели Норфолка и от нас куда как вдали. Черт с ними. А вот что делают ураганы? «Терри» направилась на северо-восток, по испытанному пути. Весьма возможно, превратится в обычный циклон умеренных широт… Это как раз на пути «Вышнего Волочка». Впрочем, Александр Николаевич наверняка уже прижался к Азорам. А что «Ева»? А «Ева» вышла на побережье Мексиканского залива, миновав Ки-Уэст. Сила ветра… Ого! Сочувствую американцам, но для нас это уже не ураган. Что еще? Слабая депрессия у десятого градуса широты… Так. За ней нужно будет последить, очень вероятно, преобразуется в тропический циклон. И тогда пути наши где-то пересекутся… Депрессия новорожденная, имени ей еще не успели придумать…»
Пришел на вахту заспанный второй помощник, широко зевнул и потянулся со стоном, так, что суставы хрустнули.
— Ну вы развоевались… — сказал капитан.
— Извините, Виталий Павлович. Показалось прохладно, выключил кондиционер сдуру, окно открыл. Поднялся — как рак вареный. Что-то не чувствуется пассата…
— Хм. Самое позднее, через сутки должен дуть устойчиво, это предельная граница. Рукой подать до тропика Рака. Так что посвежеет.
— Не слышно, где там братан мой плывет?