Капитанские повести
Шрифт:
Эльтран Григорьевич обошел для порядка судно, сказал вахтенному у трапа, чтобы тот натянул себе нарукавную повязку посвежее, и поднялся доложить капитану.
У Сергея Родионовича сидел помполит, и вид у обоих был нерадужный. Перед приходом Дементьева они успели серьезно поговорить о текущих делах. Кроме того, после штормовой швартовки Сергей Родионович вдруг почувствовал, как обмякли в коленях ноги и заломило под сердцем. Помполиту же Денису Ивановичу давно полагался отпуск, поскольку наступили каникулы в сети политпросвещения, но капитан неожиданно возразил.
Сергей Родионович лежал на диванчике, расстегнув воротник, и помполит сурово
— Не бережешь ты себя, Сергей Родионович, а нервишки пошаливают, и надо тебе отдохнуть. Какое в наши годы здоровье?
— По барыне и баранина, Денис. Сам понимаешь, что значит четверть мощности на задний ход, как у нас, вот и устал я маленько на швартовке.
— Буксир-то можно было позвать? Зачем же себя ломать-то?
— Ну, Денис, ты меня заранее в пенсионеры не списывай. Пока винт у «Олонца» крутится, я при таком ветре буксир вызывать не буду. Что же это за работа? Нам и так пароходство, сам знаешь, каждый год убыток планирует, а мы еще портофлоту за буксиры платить будем? На острую косу найдется покосу. Нет уж, Денис, ты меня от этого дела уволь!
— Я-то уволю, Сергей Родионович дорогой, но пойми и ты: нельзя на износ работать. Много ли в пароходстве такого кадра, как ты, осталось? То-то и оно. Наше дело так складывается, что, пока мы в строю, мы себя должны в полной готовности содержать, полноценными к работе быть. А иначе как же?
— Ну ладно, Денис, какая уж тут полноценность. Дай бог дотянуть честно. Я тебя понимаю, и партком наверняка согласен, однако нельзя тебе сейчас в отпуск. Давай рассуди: наша ведь с тобой вина, что Игнат эдак развернулся? Наша, а пассажирский прав, и старпом, вижу, с ним согласен. Игнату Исаевичу доходы терять жалко, опять же место ему хорошее наверху обещали, так что с того? У них с Эльрадом до рукопашной доходит. Пассажирский — парень настырный, дело до парткома доведет, но своего добьется, у него офицерская закалка.
— Я об этом полночи думал, — ответил Денис Иванович, — мы это дело не имеем права из рук выпускать. Почин должен быть нашим… Не тянуться же нам за юнцами, за балабонами…
— Какие же они юнцы, Денис?
— Ты, Сергей Родионыч, эту зелень защищаешь, а ее ковать и закаливать надо, окалину с нее сбивать!
— Не мы с тобой с них окалину собьем, Денис, а жизнь, — устало сказал Сергей Родионович, — печка нежит, а дорожка учит. Не надо из молодых раньше времени стариков делать. Наше дело — верный глазомер им дать и уверенность в себе, раз мы с тобой, Денис, старая гвардия. Ты думаешь, что? — заволновался Сергей Родионович, — у молодежи политграмоты не хватает? Молебен нет, а пользы нет? Не то, Денис, не то! Традиции, понял, традиции у них нету. А непереная стрела вбок летит. Ты думаешь, что? Ну давай вот так, как коммунист с коммунистом, — ты думаешь, что? Они без нас с тобой все возьмут, все получат: и голову образованием набьют, и брюхо подходящей пищей, а вот душу, понимаешь, Денис, душу рабочую мы им наполнить должны, раз, говоришь, мы с тобой старая гвардия!
— Эк ты ударился, Сергей Родионыч! Да разве же я возражаю? Цацкаться с ними я не согласен. Вот почему пассажирский, пьянчужка этот, с неснятым строгачом, так ломит? Почему он ни с тобой, ни со мной, ни с парторганизацией не посоветовался?
— Да зачем же ему? Это же его прямые обязанности, в уставе печатными буквами изложенные.
— Нет, Сергей Родионыч, нет! Не про тот устав говоришь! Если он дело новое начинает, он об этом должен с товарищами по партии посоветоваться. А то что же получается: выгнанный с флота офицер лучше, чем мы с тобой?
— Лучше не лучше, Денис, да вот ведь что… Не люби потаковщика, люби встрешника. И давай-ка теперь подключи к этому делу судком и парторганизацию. Да еще народный контроль. Куда река пойдет, там и русло будет.
— Ох, не оберемся мы с тобой хлопот с этим Дементьевым, чувствую я, что будет и нам по шее. Никак мы с тобой, Сергей Родионыч, друг друга не поймем…
— Что же теперь, гнать его с «Олонца», если он прав?
— Ты что, Сергей Родионыч! — испугался помполит.
Сергей Родионыч смотрел мутными глазами, и большое лицо его наливалось темнотой.
— Ты что, Сергей Родионыч?
— Опять сердце… погоди… — Сергей Родионыч прикрыл глаза, откинулся к переборке, и тут как раз появился Дементьев.
— Товарищ капитан, Сергей Родионыч!
Капитан шевельнул веками:
— У?
— Судно по-штормовому закреплено, пассажиры сошли, груз и почта разгружаются. Старпом на борту. Какие указания будут по службе?.. Может, доктора?
Сергей Родионыч приподнял веки:
— Ты вот что, голубчик… Ты закажи-ка, пожалуйста, такси. В эдаком виде мне пешком до своей Третьей Террасы не добраться… Понял? Доктора никакого не надо. И пусть старпом ко мне зайдет.
Капитан умолк.
Денис Иваныч покачал головой, предостерегающе поднял указательный палец, и Дементьев попятился из салона.
Сырой и холодный ветер порывами влетал с палубы в открытую дверь вестибюля, и Дементьеву пришлось повоевать, закрывая дверь против ветра. «Олонец» вздрагивал и дергался на швартовах, и это означало, что циклон уже вплотную подступил к Мурманскому порту.
Эльтран Григорьевич разбудил старпома, подняв валявшийся на ковре у дивана том энциклопедии и, хлопнув им по столу, передал капитанское приказание, потом прямо из кают-компании, с берегового телефона, позвонил диспетчерше таксомоторного парка. В ожидании контрольного звонка он поглаживал бороду у широкого окна кают-компании, когда мимо пробежала, прижимая платочек к носу, зареванная директорская жена Сонечка…
7
В каюте директора ресторана произошло вот что. Сонечка поссорилась с Игнатом Исаевичем в присутствии буфетчицы Серафимы.
Тут своя была предыстория. Серафима работала на «Олонце» недавно, но пришла она по рекомендации давнишнего приятеля Игната Исаевича, да к тому же успела окончить пару курсов того же самого торгово-кулинарного техникума, где учился когда-то сам Игнат Исаевич. Серафиму он проверил в течение нескольких рейсов по восточной линии и после этого в буфетных делах стал ей доверять больше, чем самому себе.
Хватка у Серафимы была мертвая. Никто бы этого не сказал, видя ее золотой шиньон, милые голубые глаза и тоненькую уютную фигурку, но даже видавший виды Игнат Исаевич с изумлением потрогал седину на висках, познакомясь с балансом по буфету за первый же месяц. Сколько купюры осело в кармашке аккуратного накрахмаленного Серафиминого передничка, Игнат Исаевич никогда не узнал, да и не пытался этого делать, его с лихвой устроили официальные цифры отчета: Серафима работала хорошо! Неслыханное дело — в книге жалоб и предложений запестрели разгонистые записи с благодарностью за работу буфета, с просьбами о поощрении работницы буфета С. А. Громовой, отдельные записи об отсутствии молочных блюд не огорчали Серафиму.