Капкан для крысы
Шрифт:
– Привет еще раз, Витек. Можно говорить открытым текстом?
– …
– Я, вообще-то, представляю, что ты мне сейчас скажешь, но мне опять нужна от тебя информация.
– …
– Ага, по тому же делу.
– …
– Да понимаю я все, не надо так нервничать, а то у тебя давление подскочит. Кто тогда жуликов ловить будет?
– …
– Ладно, ладно. Витюш, ты же знаешь, что за мной не заржавеет.
– …
– Что ты, что ты?! Ни о какой взятке я речи не веду. Я же знаю, что ты идейный. И не думал тебя обижать. Я о том, что если мы что-то узнаем из того, что твоим коллегам еще не
– …
– Это, конечно, не по твоему профилю, но вполне могут появиться сопутствующие данные. В конце концов, тебе же главное, чтобы «вор сидел в тюрьме», а кто его посадит – дело второе. Не будет твоего прямого интереса – перекинешь информацию коллегам как агентурные данные.
– …
– Я знал, что ты не откажешь!..
– …
– Я и не прошу, чтобы ты мне что-то обещал. Мы с тобой не первый год контачим, достаточно если ты скажешь: «Я постараюсь».
– …
– А суть дела такова…Мы кое-что новенькое нарыли. Пока еще ничего не понятно, но нужно проверить, возможно и зацепимся. Итак, мы решили навести справки по тем азербайджанцам, человека которых, как ты сказал, повязали на «Динамо» с героином. Выяснилось вот что – шишку там держит некий Назим…
– …
– Нет, больше пока ничего про него не знаю. Очень хочется встретиться и не исключено, что такая возможность и даже надобность может возникнуть. Но это в будущем. Так вот, кроме этого торгаша у него в последние дни были и другие проблемы. Буквально на днях при продаже товара где-то в районе Аэропорта у него застрелили человека с охранником и ранили посредника, когда они сдавали партию героина. Судя по цене, дурь очень похожа на ту, что проходит и в нашем деле.
– …
– Подробностей не знаю. Ясно только, что партия была небольшая, иначе был бы не один охранник. Но и не розничная.
– …
– Ты же сыщик, должен бы быстрей меня догадаться. Из-за одного «чека» троих человек бы мочить не стали. Тем более, не кирпичом по башке, а из огнестрельного. Так что это не наркоман, а нормальный покупатель.
– …
– Слышал про это? – обрадовался Чип. – А подробнее?
– …
– Да? – протянул он немного разочарованно. – А можешь узнать? Очень нужно. У меня предчувствие, – Чип выразительно посмотрел на Дейла, – что это как-то с нашим делом связано.
– …
– Спасибо заранее. И еще – посредник жив и лежит в больнице. Вить, не сочти за наглость, но мне позарез нужно узнать его имя и где он лежит.
– …
– Ну, тогда, хотя бы, домашний адрес. Вить, ну пожалуйста! Хрен с ними, с айзерами, посредник нам в сто раз нужнее!
– …
– Ты настоящий друг! Родина слышит, Родина знает и Родина никогда не забудет. Я жду твоего звонка, как солдат – дембеля.
Дейл толкнул Чипа в плечо, не дожидаясь, пока тот сложит телефон:
– Чего там? Что он сказал? – его лицо горело нетерпением.
Чип не стал испытывать крепость нервов друга и ответил, не ломаясь:
– Обещал навести справки по той разборке в течение часа. По посреднику немного сложнее. Раз там была стрельба и два трупа, значит он, наверняка лежит под охраной и пользуется большой популярностью сразу у нескольких ведомств – «убойного» отдела, РУОПа, отдела по наркотикам и прокуратуры. Так что, он наотрез отказался говорить, где он находится, чтобы мы не лезли и не портили настроение его коллегам.
– А адрес?
– А вот адрес обещал узнать.
– Странный он какой-то. Если мы будем знать адрес, то и больницу узнаем в шесть секунд.
– У принципиальности есть свои пределы. Он принципиально не может нам дать прямое указание на местонахождение свидетеля, но дать нам маячок может. Совесть чиста – я им не говорил, они сами пришли.
– Интересно!
– Вот такой вот он загадочный. Но таких пламенных борцов за торжество справедливости я даже по телеку не видел. Мент до мозга костей. Если я когда-нибудь узнаю, что Витек взятку взял или отмазал от камеры человека, достойного в ней жить, то я в Бога перестану верить.
– А сейчас веришь? – скептически усмехнулся Дейл.
– Во всяком случае, сейчас я допускаю его существование.
– Ладно, теолог, что сейчас делать будем?
– Сейчас мы загрузимся в первую попавшуюся забегаловку и крепко набьем свои брюшки. Я страшно хочу чего-нибудь жареного. Время уже к обеду, а во рту еще и маковой соломки не было.
Дейл внезапно понял, что тоже умирает от голода, и согласился не раздумывая, хотя терять время было жалко.
Найдя шашлычную, друзья заказали по четыре «палки» карского шашлыка, по большой тарелке плова, неизвестно как затесавшегося в списке блюд кавказской кухни, салаты, сметану, по две больших лепешки лаваша, чай, сопроводив заказ сакраментальными словами «для начала».
Шашлычник, пожилой абхазец, пришел в неописуемый восторг, так как сегодня у него был крайне неудачный день – мало кто сейчас мог себе позволить так «перекусить» в его заведении с тех пор, как он был вынужден поднять цены. Приятным клиентам хотелось услужить, и он предложил им принести сначала по одному шампуру, а остальные подносить по мере их поедания, чтобы всегда мясо было горячим. Посетители решительно заявили, что порции нужны сразу. Шашлычник пожал плечами и через пять минут принес восемь здоровых шампуров со шкворчащим на них мясом. Он подавал только настоящую баранину, а не заменитель шашлыка их говядины, что обычно подается на улицах под видом настоящего блюда.
Томящиеся парни едва не выхватили первые шампуры у него из рук, и пока хозяин ходил за чаем и оставшейся частью заказа, клиенты успели очистить от мяса по две «сабли». Шашлычник успокоился, поняв, что эти гости заказали такой большой, для европейца, конечно, обед не из жадности или не по незнанию, а в силу своей потребности. Они, наверняка, доедят все до конца, и ему не придется выбрасывать нетронутые куски шашлыка бродячим собакам, чему всегда противилась его душа. Пускать недоеденное по второму кругу, чем иной раз грешат некоторые продавцы шашлыка, не достойные называться шашлычниками, он не мог. И вовсе не из боязни получить от разбирающегося в мясе клиента по морде и не из страха перед санэпидемстанцией, а из жизненного принципа. Шашлык он готовил с детства, считал его приготовление едва ли не священным ритуалом и подобную профанацию процесса считал святотатством, а недобросовестных коллег – еретиками, и совершенно искренне их презирал.