Капкан для маньяка
Шрифт:
– У вас мама здесь? – удивилась Надежда. – Давно она тут живет?
– Всю жизнь…
– И вы тут родились?
– Конечно. – Лена ответила очень уверенно, потому что все было правдой.
– В какой части города она живет? Я к тому, что если в северной, то мобильник может не сработать, далеко очень.
– Она живет в центре, улица Разъезжая…
– У Пяти Углов? – обрадовалась Надежда. – У меня там приятельница по соседству, на Растанной, это ведь рядом.
– Ну да…
Надежда низко наклонила голову, чтобы скрыть заблестевшие глаза.
– Звоните, но, уж извините, я буду присутствовать при разговоре.
– Алло-о! –
– Мама, это я, Лена, – Лена помолчала немного, давая матери разобраться в ситуации, – ты слушаешь?
– Вам кого? – недоуменно спросили на том конце.
– Это я, Лена.
– Простите, вы ошиблись номером, – твердо ответила мать и повесила трубку.
– Что такое? – Лена нетерпеливо набрала номер снова, моля бога, чтобы мать не устраивала своих штучек. Сейчас не время.
– Мама, не вешай трубку. Слушай меня внимательно: найди Ольгу, я перезвоню тебе через час. Мне нужно, чтобы она срочно за мной приехала.
– Девушка, я же вам повторяю, что вы не туда звоните, – терпеливо-скучающе ответили на том конце. – Здесь нет никакой Ольги, и я вам не мама.
– Подожди, подожди! – закричала Лена в полном отчаянии. – Меня же похитили из-за нее! Скажи, – внезапно ее озарило, – скажи, мама, тебе нельзя говорить? Скажи только, да или нет. Подай знак какой-нибудь. Не бросай меня, мама!
В голосе Лены прозвучала такая боль, что Алла Борисовна Синицына прижала руку к колотившемуся сердцу и хотела было ответить, но перед глазами ее встало видение, как она сидит в очереди в районной зубной поликлинике с нищими старухами, а хромой ветеран норовит пролезть вперед, и тогда она ответила ровным чужим голосом:
– Вы ошиблись номером. И прошу вас больше сюда не звонить.
Лена отключила мобильник, посмотрела на изумленную Надежду совершенно пустыми глазами и вдруг с размаху кинула мобильник об стенку.
«Может, и к лучшему», – подумала Надежда.
В крепости Аркадия Ильича царили суета и оживление. Все были заняты, у всех был устало-праздничный блеск в глазах. Никита Шувалов чувствовал, что до него никому нет дела. Столкнувшись нос к носу с крайне озабоченным Станиславычем, он поймал его за пуговицу и спросил:
– Ну что, операция закончена?
– В общих чертах, – уклончиво ответил Станиславыч и стал вырываться.
– Так, значит, я могу быть свободен?
Станиславыч взглянул на Никиту совершенно изумленно и сказал:
– Что это значит? А что же вы, до сих пор не были свободны? Что вы подумали, Никита Сергеевич?
– Да не, я так, я ничего, – стушевался Никита перед старым иезуитом, – так я пойду, мне жену вызволять надо…
– Конечно, конечно. – Станиславыч облегченно вздохнул и побежал по своим делам.
Мрачный Никита пошел к выходу. Они совершенно о нем забыли! То рассыпались в любезностях, носились с ним, как с заирским послом, посреди ночи приняли, а теперь – мавр сделал свое дело, мавр может уходить… Могли бы хоть охрану дать – как-никак он с бандитами разговаривать едет… Конечно, у них сейчас дел по горло, но и он не в поле обсевок…
Охрана замка спокойно пропустила Никиту. Он сел в свою машину и подумал, что оставить бы эту стерву Ольгу там, у бандитов, навсегда, но нельзя, дойдет до журналистов, будет скандал. Нужно скорее привезти ее домой и лететь в Москву, как бы не упустить там момент. Он пересчитал деньги, подготовленные для выкупа своей непутевой жены, и поехал на место встречи с похитителями.
Ольга
После полудня проснулся Степушка, опохмелился, умылся во дворе колодезной водой, пришел в себя и стал искать Ольгу. Сразу ее не найдя, он разбудил своих подельников злобными криками:
– Сбегла, стерва драная! А вы, алкаши проклятые, все проспали!
Рыжая тетка, однако, хоть и с сильного похмелья, быстро сообразила, где искать беглянку, да ее и искать не надо было: рыжая постучала в дверь чулана, и оттуда донесся испуганный плач.
– Ну ты, цыпа, открывай! – беззлобно крикнул Степушка, быстро успокоившись и неимоверно обрадовавшись, что деньги от него не убежали.
– Не открою! – взвизгнула Ольга.
– Откроешь! – захохотал Степушка. – В сортир-то небось охота? Да ты не боись, они тебя не тронут, проспались уже, да и ехать к благоверному твоему надо за бабками.
В словах Степушки была горькая правда, и Ольга, трясясь от страха, вышла из чулана. Рыжая мегера смотрела на нее волком. Ольга кое-как привела себя в порядок и стала торопить похитителей: уже опоздали к назначенному сроку.
– Да чего ты рыпаешься, – лениво отругивался Степушка, – никуда не денется муженек твой, дождется тебя как миленький.
Беззубый, то ли разозленный ночным отказом, то ли просто злой с похмелья, привязывался к каждому пустяку и непрерывно матерился. Степушка выкатил из сарая, игравшего роль гаража, допотопный «Москвич», которому давно уже пора было в автомобильный музей, связал на всякий случай Ольге руки, завязал глаза – чтобы дорогу не запомнила к дому, где провела эту ночь, затем, несмотря на ее протесты и попытки укусить, заклеил пластырем рот, и вся компания забилась в машину. Как ни странно, «Москвич» завелся почти сразу, и они довольно долго ехали по ужасной дороге. Ольга задумалась: почему они не поехали на достаточно новой машине Игоря, на которой Степушка привез ее накануне? По зрелом размышлении (если, конечно, можно зрело размышлять с завязанными глазами, заклеенным пластырем ртом, трясясь на антикварном автомобиле по раздолбанному проселку) – по зрелом размышлении она с горечью пришла к выводу, что Игорь прекрасно знал, где ее держат похитители, и просто приехал утром за своей машиной и забрал ее. То есть он фактически был соучастником…